Сзади в комнате послышались шаги, шлепанье босых ног. Я обернулся. Лунный свет очертил силуэт фигуры, завернутый в простыню. Чего-то такого я и ожидал. Поэтому, наверно, спать и не ложился.
— Марин, — сказал я.
Ну а кто еще это мог быть?
Девушка подошла ко мне, на лице было написано смущение.
— Не спиться? — спросил я, улыбаясь.
Она виновато потупила взор.
— Ты решила меня напугать? — улыбнулся я еще шире. — Привидением вот прикинулась.
Марина молчала, смотря в пол. Я вздохнул.
— Я не против, — уже серьезно сказал я. — Но только тогда, когда желание обоюдно. А не в качестве оплаты.
— Ты же меня совсем не знаешь, — глухо сказала девушка.
— А разве для того, чтобы помочь человеку, нужно его досконально знать? — возразил я. — К тому же, кое-что я все таки знаю.
— Что? — она вскинула голову, в ее голосе прозвучал испуг.
— Ну, например, что тебя можно спокойно оставлять одну, — ответил я.
— Откуда ты это знаешь? — ее голос звучал все так же глухо.
— У тебя взгляд не бегает. Ты пришла сюда в первый раз, и не смотрела по сторонам. Тебе не интересно, где я работаю, — я перевел дух. — Ты даже не спросила, как открывать замки. Достаточно?
Марина опять промолчала.
— К тому же, ты не пытаешься выглядеть поэффектнее, — я побарабанил пальцами по перилам балкона. — А если бы что-то замыслила, то делала бы это не задумываясь. Поэтому мне, собственно, нечего опасаться.
Марина все также не смотрела на меня.
— А что у нас будет на завтрак? — спросил я.
— На завтрак? — удивилась девушка, такой резкой смене темы.
— Ну да, — подтвердил я.
— А что ты хочешь? — спросила она.
— Что-нибудь вкусное, — улыбнулся я…
Картины прошлого— И что, ты точно решил уйти? — спросила меня Юлька.
Мы стояли возле обрыва. Темой разговора было мое увольнение из «Изумруда».
Начиналась весна. Правда, солнце не очень грело, но уже можно было ездить на мотоцикле, не опасаясь каждую секунду навернуться.
Я пнул ледяной комок, вывороченный колесом и ответил, смотря на лес внизу:
— Понимаешь, Юль, — начал я, тяжело вздохнув. — Это неправильно. И дело не в том, что не спросили моего желания, хочу ли я спать с этой бабой.
Я встал с мотоцикла, подошел к обрыву.
— Дело, наверно, в том, что Алла вообще допустила такую мысль, — произнес я. — Мысль о том, что людей, которым она доверяет, можно использовать.
Юля молчала.
— Просто я подумал, а что же дальше? — я скрипнул зубами. — Если для нее стало нормальным, что можно продать, как игрушку, другого человека?
Я вздохнул.
— Она мне предлагала войти в долю. Говорила, что ей нужен тыл, чтоб было на кого опереться. Мне нравилось, честно нравилось с ней работать. Сколько мы всего сделали.
Я горько улыбнулся.
— Но в последнее время, она стала меняться, — я покивал своим мыслям. — Правду говорят, деньги и власть, портят человека. За последние полгода, она ни копейки не дала использовать мне на новые идеи. Зато три машины сменила. Я молчал, понимал, что это хреново, но ведь не я же хозяин. В долю она меня так и не взяла. А эти штрафы!
— Да уж, — пробормотала Юля, вспоминая новую систему наказаний для сотрудников «Изумруда».
— Да и хрен с ней, с долей. Это ее дело, в конце концов, — махнул я рукой. — Раньше она без проблем могла совета у любого из нас спросить! А сейчас почему-то не считает возможным разговаривать с персоналом. Так и говорит — персонал. Не люди, не девочки, не гребаные работнички, в конце концов. А так, презрительно, персонал.
Я перевел дух.
— А потом вот это. Вызвала к себе, — я потер висок. — А я вдруг увидел перед собой этакого старого подлеца. Прожженного дельца, для которого чувства, отношения, все человеческое, короче, лишь факторы, мешающие или помогающие делать деньги. Деньги, значки долларовые, я увидел в ее глазах! В общем-то, тогда я и понял, что все.
Я отвернулся от обрыва.
— А потом она и говорит, — мои губы непроизвольно вздернулись в оскал. — Надо одну бабу уговорить. Как ты умеешь. Мужик у нее в Госкомимуществе сидит.
И замолчал, вновь переживая этот момент.
— И что ты сказал? — тихо спросила Юля, когда пауза затянулась.
— Ушел, — ответил я. — Просто встал, сказал, что она хреновый сутенер и вышел.
Мы помолчали.
— И что ты дальше делать будешь? Куда пойдешь? — спросила Юля, наконец.
— В армию, — ответил я. — Уже повестка на руках.
Юля вздохнула. Мы постояли еще минут пятнадцать, глядя на простор, открывающийся с этого обрыва.
— Просьба у меня есть, — сказал я.
— Какая? — спросила Юлька, повернув голову в мою сторону.
— Давай до моста, кто вперед? — ответил я, чуть улыбаясь. — А то мне скоро служить, а после, может и не с кем будет так прокатиться. Если не боишься, конечно.
— Я!? — воскликнула Юлька. — Ну ты напросился!
Ее мотоцикл взревел.
— Учти, выиграю я, приз возьму натурой! — выкрикнула весело Юлька и показала три пальца. — Три раза!
— Заметано! — хохотнул я, садясь в седло. — А если я?
Мой мотоцикл тоже рыкнул.
— Ну, тогда ты возьмешь натурой! — лихо улыбнулась Юлька, одевая шлем.
Мы выехали на дорогу, Юлька показала большой палец и ткнула на едущую навстречу машину. Понятно, как поравняется с нами, стартуем. Я кивнул, тоже показал большой палец.
В душе привычно поднимался азарт. Губы сами растягивались в улыбку. Машина все ближе. Юлькин байк взрыкнул, будто нервничая. Мы с Юлькой переглянулись. Ее глаза смеялись.
Вот грузовик подъехал, вот коснулся капотом незримой черты. Поехали!!!
ГРАНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
«Новый забег»
Когда все плохо, когда ты не знаешь, за что тебе прилетают «бонусы»,
