— Ты меняешься, — твердо сказала Син. — И, к сожалению, ты настолько глубоко и серьёзно влез во все эти страшные для тебя прежнего дела, что решать, к добру ты меняешься или к худу, придётся, когда всё кончится. Ты не впервые упоминаешь договор с якудза, и каждый раз твоё лицо при этом становится другим. Более… жёстким. Более серьёзным. И эти перемены в тебе мне нравятся.
Белый Лис выпрямился на скамье и глубоко вздохнул.
— Я не хотел их убивать, — ровным тоном произнёс он.
— Я знаю, — так же спокойно отозвалась Син. — Но тебе пришлось. И придётся ещё и ещё раз. Ты вынужден принимать решения, принимать кровь и жизни если не на руки, то на сердце. И ты прежний больше не годишься для этого.
— А кто тогда? — в голосе Нама звучала неподдельная боль. — Кто я теперь, если беру на себя такое право?
— Кто-то новый, — пожала плечами Син. — Это не значит, что ты перестаешь при этом быть мужем мне, отцом своему сыну, членом Братства, превосходным танцором и тем человеком, который искренне плакал по смерти своей старой кошки. Когда ты научился ходить, ты остался тем же, но овладел новым умением. Когда ты постиг первые движения танца, ты не отказался ни от чего в своей душе, но изменился при этом: ощутил гармонию и ритм музыки совершенно иначе, чем прежде. Сейчас ты научился убивать и отдавать приказы.
— Это не идёт ни в какое сравнение…
— И потому изменения ощущаются гораздо глубже и повлекут больше последствий. Ты помнишь, что сделал Тальк после того, как вы провели свою первую операцию?
— Сменил имя, — пробормотал квартерон. — Но это было для того, чтобы та сущность больше его не услышала.
— Не только, и теперь ты это прекрасно понимаешь. Ты стал тем, кем стал. Пришло время окончательно принять это изменение.
— Кицунэ Сирои, — пробормотал высокий светловолосый мужчина в строгом европейском костюме, и его единственный глаз сверкнул ледяной синевой в лучах восходящего солнца. — Белый Лис. Мне будет сложно привыкнуть.
— С любыми изменениями сложно свыкнуться, любимый. А с такими — вдвойне. Но если получилось у меня, то выйдет и у тебя. Вспомни, как мы познакомились и как я тогда представлялась.
— Ты сказала: «Меня зовут Ульяна, но с некоторых пор я предпочитаю имя Син». Я тогда считал это чем-то вроде прозвища. До того, как узнал, кто ты такая на самом деле.
— Мне тоже со многим пришлось смиряться, а ведь моя судьба эмиссара была определена с рождения.
Она подвинулась ближе и тесно прижалась к мужу. Белый Лис крепко обнял её за плечи.
— Ты справишься, — прошептала Син. — Обязательно справишься. Я верю в тебя. А насчёт своего безумия не беспокойся. Вит как-то сказал, что из всей нашей развесёлой компании ты сойдёшь с ума последним.
— Когда он такое говорил?
— Когда отправлялся за тобой в Германию.
— Хм. Забавно. Малой стал таким серьёзным и проницательным.
— А станет ещё серьёзнее. Если выберется.
— Когда, — с металлом в голосе поправил Белый Лис. — Когда выберется.
Син чуть отстранилась, посмотрела на волевое, упрямое лицо своего мужа и кивнула.
— Теперь я спокойна за тебя, любовь моя.
Белый Лис чуть усмехнулся, поцеловал её и встал.
— Мне пора.
— Я знаю, — откликнулась Син. — Иди и не бойся.
— Спасибо, — тихо произнёс квартерон, сделал шаг назад, и его стройная широкоплечая фигура растворилась в потоках сияния утреннего светила.
Син провела ладонью по векам, стирая выступившие слёзы. Глаза слезились от солнца. Разумеется, от слишком яркого солнца.
Глава седьмая
— в которой появляются персонажи и упоминаются события из предыдущей книги, уходит на задание одна ветреная особа, а стажёр Третьего отдела говорит «нет», подразумевая согласие.
Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Первый уровень.
Свежие морозные узоры на окне второй переговорной расцветали невиданной красоты цветами, вихрились точёными гранями, искрились яркими огоньками, отражая утреннюю иллюминацию большого города. Тень задумчиво провела пальцем по стеклу, прокладывая ведомые только ей невидимые тропинки. Потом прижалась носом и коротко дыхнула — но от её дыхания, никак не пропитанного теплом человеческой жизни, на мёрзлом окне не появилось ни единой проталинки. Только тёмно-серые жилки на миг пробежали по белому кружеву — и исчезли. За спиной раздался звук открывшейся двери, и Тень резко отлипла от стекла, оборачиваясь.
«Ну, наконец-то».
В довольно вместительном помещении внезапно стало многолюдно. Возглавлявший нестройную компанию новоприбывших Александр Евгениевич поклонился временной сотруднице, оставил трость на подставке и занял подобающее ему место во главе небольшого — на шесть персон — стола. Палач и Птаха немедленно устремились к подоконнику и с нарочито-шуточной вознёй принялись устраиваться там, основательно потеснив Тень. Та ответила на их приветствия и со смешком переместилась на стоявший в углу декоративный столик. Она прекрасно понимала смысл этой пантомимы: Палач взял на себя функции Воина, оттеняя серьёзность происходящего и поведение Светлова. Остальные сотрудники утрудили себя лишь формальными кивками-приветствиями и разместились за тем же столом, что и Светлов, изредка косясь на Палача. Среди них выделялся один: массивный светловолосый детина с ярко выраженной скандинавской внешностью, по манерам и повадкам — старший группы. Палач с усмешкой отрекомендовал их Тени:
— Это мои орлы. Будут работать параллельно с тобой и, в принципе, под твоим началом. То есть, по той информации, которую ты будешь им выдавать.
— О, так это мои рабы? — мигом оживилась та, подскакивая на цыпочки и вытягивая шею, чтобы лучше всех разглядеть. — Отлично! Они хоть знают, на какую кабалу подписываются в моём лице? Мне же нужно будет… носить… кофе!
Последнее слово она выдохнула театральным полушёпотом и одновременно сделала страшные глаза в сторону Светлова.
