По данным разведки англичане собрали более 30 тысяч человек, как узнали позже, 23 тысячи пехоты, 2500 сабель, 4500 ездящей пехоты при 128 орудиях. Генерал Девет и командиры добровольцев срочно отправили доклады и запросили помощи у генералов Кронье, Луиса Боты и других добровольцев, нам ответили, что подкрепления будут, но когда не уточнили. Христиан Девет своим оранжистам не сказал и разведке приказал молчать, сколько англичан, а то не дай Бог буры решат, что это сражение плохой вариант для них. Наоборот, он своим обратился, со словами в духе, — „Ребята! Не Москва ль за нами?“ И, что Бог на стороне правых, то есть с бурами.
Все бросились в спешке доделывать свои позиции, и в ходе этого додумались соединить их ходами сообщений между собой. Наш умник, инженер М.А. Зигерн-Корн вероятно вспомнив, как крымчаки степь жгли, перед русскими войсками, предложил поджёчь вельд. Его идею одобрили, и, дождавшись ветра с севера и северных направлений, зажгли, оставив нетронутым только перед позициями, чтоб не было видно заграждений. Дым стоял до неба, и теперь на выжженной земле стало сложно укрыться даже будучи в хаки, которую англичане начали использовать почти повсеместно.
Позиции были заняты следующим образом, буры Девета, „Львы Судана“, индусы, ирландцы, мы и испанцы. Артиллерию размещали, как сами хотели, только шести орудийную батарею 120 мм Plasencia Modelo 1891, разбив на пары, расставили вдоль всей линии обороны, артиллерийский поезд стоял в центре, вдоль позиций расставили резервы, роту „Львов“ и две роты буров. Бронепоезд и конные отряды буров и добровольцев прикрывали железную дорогу. У конных „Львов“, буров и русских были тачанки и по паре легких орудий. Всё было готово для встречи, противника, если можно, конечно говорить о войне, что всё готово.
Противник не заставил себя сильно ждать. Утром 1 февраля он явил себя во всей красе и силе, на несколько километров перед нашими позициями он занял собой пространство, на расстоянии примерно 8–9 километров от нас. У англичан висел воздушный шар. Вот на него и отреагировала артиллерия буров, все понимали, какие неприятности может принести это достижение техники. Вскоре начала выдвигаться на позиции артиллерия и пехота противника.
Сражение первыми начали буры, в район, где висел шар, неприятно удивив британцев начали прилетать 120 мм снаряды, сначала били два орудия, что стояли в центре позиции, несколько позже подключились и остальные, буры любили иметь длинные руки.
Англичане ответили из своих 4,7 дм (120 мм) морских орудий, которые поставили на самодельные колесные лафеты, но задрать до 24 градусов, как на кораблях, не смогли. Поэтому, дотянутся до нашей тяжёлой артиллерии у них не очень то и получалось, а дотащить тяжеленные морские 6 дюймовые орудия (152 мм) переделанные в сухопутные не смогли, понадеясь, что 120 мм будет достаточно. Шар был сбит, но он не упал, он… улетел, но на юг в сторону британцев.
Фельдмаршал Робертс, как и положено решил, сначала провести артиллерийскую подготовку и далее атаковать позиции противника массами пехоты. Часть линии обороны и батарей противника было видно в оптику ему самому, часть успели сообщить улетевшие наблюдатели».
Из воспоминаний полковника Стаховича, российского военного наблюдателя при британской армии в бурской войне:
«Выехав на позицию, морской офицер (командир 12-фунтового морского орудия.) не справился о дистанции у соседних батарей, а начал самостоятельную пристрелку, на что употребил не менее восьми снарядов; потом он вел стрельбу (шрапнелью) без всякой системы, беспрестанно меняя цели. В результате я не видел мало удачных выстрелов».
«Стрельба велась весьма странно: не только батареи (мортиры и 4,7-дюймовые орудия стреляли почти исключительно лиддитом; полевые же батареи и 12-фунтовое орудие — шрапнелью) имели различные цели, но в одной и той же батарее орудия стреляли по различным предметам, кроме того, цели менялись несколько раз. Скорость стрельбы поразительно малая — максимум семь выстрелов в минуту из 28 орудий».
Негативно оценил российский офицер и действия генерала Маршаля:
«Руководство стрельбой генерала Маршаля заключалось в том, что он до начала стрельбы объехал все батареи и дал указания, во время же бомбардировки (я все время стоял в нескольких шагах от него) и в зависимости от достигнутых результатов он не отдал ни одного распоряжения. Трудно предположить, чтобы подобная бомбардировка имела бы моральный эффект или нанесла бы много вреда противнику».
Хотя, всё же это было величественно зрелище, десятки взрывов, вой снарядов, постоянный грохот. Более сильный обстрел я видел позже, только в войну с японцами при обороне перешейка у Кинчжоу. Били, британцы всё равно плохо, мы и бывалые «Львы» сидели в блиндажах, все остальные тоже попрятались и пережидали обстрел.
Англичанам вновь ответили из 120 мм, и по тем батареям, что встали ближе, ударили опять же испанские 140 мм морские орудия с артиллерийского поезда, не особо блестяще, но были и попадания. Вот тут наверно англичане вновь пожалели, что не дотянули сюда свои 152 мм орудия. Хотя до боя была договоренность, что в перестрелку с противником полевой артиллерией не вступать, испанцы открыли огонь из своих 9-cm BL Plasencia Modelo. И получили ответ от нескольких британских батарей, вскоре огонь испанцев ослаб, и чтоб поддержать соседа, «Львы Судана» открыли огонь из своей, как мне после боя рассказал Е.Я. Максимов… ложной батареи. Они дали несколько залпов, и на них тоже обрушился град снарядов, торопливым испанцам стало полегче. Пока шло общение, по высказываниям того же Максимова богов войны, то есть артиллерии, изготовилась к атаке британская пехота, в атаку пошло три бригады сразу.
Наблюдавший за сражением российский полковник Стахович военный атташе при британской армии в англо-бурской войне отмечал:
«Атака началась в 10 часов утра и велась обычным для англичан порядком, то есть разрозненно, вяло (чтобы не сказать боязливо), без
