Иначе, доказывал он, какой тогда смысл в науке, если ее нельзя применить в жизни? И если можно запрограммировать электронный мозг, то почему нельзя проделать то же самое с маленьким ребенком? Ответ им был найден быстро. Он был трагически прост. В вопросе обучения у машины не было выбора; у ребенка он был!
К своему десятилетию Тимоти не только умудрился разрушить веру своего отца во все известные ему виды обучения и заставить его искать утешения во все более совершенных электронных машинах, но он также сумел и проигнорировать математику как науку во всех ее проявлениях.
Поэтому, когда после трех целиком посвященных науке лет, находящийся в зените славы профессор Меррино создал наконец супермозг, названный им Пищащим Томом, плоды победы показались ему слегка горьковатыми.
Он создал мозг, способный видеть, слышать, разговаривать и даже чувствовать. Он создал мозг, возможности которого заставляли любой другой аппарат выглядеть просто дырявой кастрюлей. Он запрограммировал Пищащего Тома отвечать на вопросы, которые и задать-то никто не смог бы. И все же он не мог объяснить своему собственному сыну, что половина от половины будет четверть.
Поэтому, сидя однажды днем перед хромированной физиономией Пищащего Тома и глядя в телеэкраны его глаз и громкоговорители рта, профессор Меррино не чувствовал никакой приподнятости — одно лишь разочарование. Жаль, что можно приготовить чертежи и подкорректировать их по ходу дела — чертежи практически всего. Всего, кроме человеческого ребенка.
В последнее время у него появилась привычка разговаривать с самим собой; к счастью, лишь когда он находился в одиночестве. И хотя все его сожаления были обычным брюзжанием, ему вскоре напомнили, что он не совсем один в комнате.
— Извиняюсь, сэр, — загрохотал Пищащий Том. — Не будете ли вы так добры рассказать все поподробнее.
Профессор Меррино виновато вспыхнул, но затем вспомнил, что Пищащий Том всего лишь машина.
— Извините, сэр, — жалобно повторил Пищащий Том. — Но поскольку здесь никого больше не было, а вы запрограммировали меня отвечать на все вопросы, то я заключил…
— А ну, отключись сейчас же, — прервал его ученый. — Спать! Глаза Пищащего Тома укоряюще вспыхнули:
— Есть, сэр.
— Нет, подожди минутку, — крикнул Меррино. — Ты разумен?
— Нет, сэр. Просто умен.
— Верно. А теперь скажи, кто тебя сделал, кому ты принадлежишь и сколько ты стоишь?
— Спроектировали меня вы, сэр, а ваша группа построила. Принадлежу я Империал Электрик, которой мое строительство обошлось в три миллиона двести сорок пять тысяч триста шестьдесят семь долларов и тридцать три цента.
— Правильно, — согласился профессор Меррино. — А в шахматы ты можешь меня обыграть?
— Да, сэр.
— А количество атомов во Вселенной подсчитать можешь?
— Да, сэр, — приблизительно.
— Тогда, — произнес Меррино с горькой иронией, — ты несомненно сможешь решить относительно простенькую задачу. Почему ребенок сосет палец? — Он благодушно откинулся в кресле, ожидая услышать, как Пищащий Том признает свое поражение.
— Ребенок сосет палец, — неожиданно произнес супермозг, — по следующим причинам: а) потому что его очень рано отняли от груди, б) потому что у него режутся зубы, в) потому что он ощущает неустроенность или же г) потому что он голоден. Если он сосет палец, то рекомендуется…
— Будь я проклят! — воскликнул профессор Меррино. — Кто тебя напичкал всем этим?
Казалось, Пищащий Том наслаждается моментом своего триумфа.
— Вы, сэр, — промурлыкал он. — Во время первой серии тестов вы поместили у меня в памяти тысячу книг. Одной из них была «Ребенок и уход за ним» доктора медицины Бенджамина Спока.
— Тогда, может быть, ты мне подскажешь, — с яростью в голосе произнес профессор, — почему в моем сыне Тимоти сочетаются физиологические признаки человека с мыслительной способностью человекообразной обезьяны?
— В соответствии с теорией эволюции, — нравоучительно начал Пищащий Том, — примитивные существа способны…
— Замкнуть бы все твои электрические цепи! — прервал его ученый, с трудом избавляясь от желания сказать что-нибудь еще более грубое. — Я задам этот вопрос иначе. Почему, несмотря на все поколения своих предков-ученых, мой сын интеллектуально заторможен?
— Мне надо знать его возраст, вес, рост, все физические характеристики, примерный объем словаря, интересы, привычки, цели, стремления. Также необходимо знать о его взаимоотношениях с матерью и вами. Короче, просто расскажите о нем.
Профессор Меррино был слишком заинтересован предложением, чтобы осознать, какой важный рубеж в истории создания компьютеров был преодолен только что. Впервые электронный мозг сделал предложение по своей собственной инициативе.
— Как мне кажется, — задумчиво начал профессор, — у Тимоти есть одно выдающееся качество — упрямство. Он упрям, как сто ослов. Вначале я уверял себя, что это просто независимость, но…
Наконец профессор Меррино выговорился. Он оборвал речь на середине предложения, смысл которого уже успел позабыть, тупо моргнул несколько раз и решил, что, очевидно, перетрудился.
Пищащий Том получил возможность вынести вердикт:
— Имеющиеся данные, сэр, ясно указывают на неприспособленность. В общем, здесь…
— Еще бы! — оборвал Тома ученый. — Разумеется, мальчик неприспособлен. Об этом-то я и говорил тебе, зря тратя свое время, черт!
Глаза Пищащего Тома ярко вспыхнули.
— Я говорю не о Тимоти. Это вы, сэр, неприспособленный родитель.
Профессор Меррино попытался сохранить остатки научной объективности.
— Интересная теория, — иронично продолжил он. — Естественно, ты можешь — предложить мне выход…
— Естественно, — согласился Пищащий Том. — Поскольку вам не удалось развить умственную активность мальчика, следует, что необходимо прибегнуть к другим средствам.
— К каким же это?
— Ко мне.
Профессор Меррино тихо прикрыл за собой дверь и попытался устало улыбнуться жене.
— Где Тимоти? — спросил он.
— Смотрит по телевизору какой-то приключенческий фильм.
Профессор Меррино воспроизвел звук, издаваемый лопнувшей автомобильной шиной.
— У меня иногда появляется желание взять топор и разбить телевизор. Он гробит всю его инициативу, не говоря уже о содержании программ. Когда я был в его возрасте…
— Дорогой, — мягко прервала его миссис Меррино, — вспомни о своем сердце. И мне хотелось, чтобы ты следил за своей речью — по крайней мере дома. У детей большие
