— Куда вниз, в парикмахерскую?
— Не-е-ет. Вниз. — Айви еще раз указывает пальцем вниз. — Разве не нужно ему будет вымыть лицо после этого? Воспользоваться спреем для облегчения расчесывания?
— Не-а. Борода означает, что я могу не краснеть, если ему в рот попадет волос.
— Единственные волосы, которые он сможет выковырять из зубов, это его собственные, — хихикая, добавляю я.
— Честное слово!
— Борода означает, что я авантюристка, — сообщает Нэт.
— Мой Джордж был немного авантюристом. — Сонный голос Джун доносится из кресла у камина. — Он был даже известен тем, что временами бросал якорь в задней бухте.
В комнате вдруг становится тихо, все взгляды устремляются к Джун, однако ее собственные остаются закрытыми, а ее голова откинута на спинку старого вольтеровского кресла.
— Твой дедушка? — безмолвно спрашивает Айви Наташу, которая в ответ качает головой.
— Джордж был моим первым мужем, и я была чуть старше невесты-подростка, но в те времена мы женились в раннем возрасте. Он был военным. Умер сразу после войны, бедняжка. Он был таким красавцем. — Ее тон почти задумчивый, она открывает глаза и обводит взглядом каждую из нас по очереди. — Высокий, темноволосый, красивый. Он был похож на одного из героев тех бульварных романов, только мой Джордж был очень одаренным, знаете ли...да, там. — Закрыв книгу на коленях, она слегка похлопывает по обложке. — В мое время о таких вещах не писали. Но, Бог мой, такого авантюриста еще поискать!
— Бабуля! — Осуждение Наташи быстро перерастает в озорное ликование. — Ты темная лошадка!
— Что? Ой, нет, не я, дорогая, — отвечает она с видом большой голубоглазой совы. Садясь прямо, она начинает застегивать розовый кардиган своей жаккардовой двойки. — Я думаю, он был одним из них, как их теперь называют? Би-скотти?
Может меньше на сову, больше на чокнутую.
— Итальянское бисквитное печенье? — спрашивает Айви.
— Думаю, она имеет в виду интересующихся би-связями, — говорю я, привстав с кресла, чтобы дотянуться до пустой рюмки Джун.
— Да, именно это, — соглашается она. — Просто ненасытный, на мой взгляд. Наверно это к лучшему, что он скончался, — вздыхая, добавляет Джун. — Когда он умер, я была убита горем, но мне тяжело было им делиться, понимаешь. — Она смотрит на меня простодушно, и на мгновение, кажется, словно она может заглянуть мне в голову и прочесть мои мысли.
— Как это произошло? Он умер за границей? — мои слова чуть громче шепота, и я обнаруживаю, что мои руки прижаты к груди. Сердце болит; большинство знакомо с этой фразой, но мало кто действительно понимает ее смысл. Я всегда думала, что это идет из головы, что-то эмоциональное. Но это не так. Это настоящее чувство, одновременно шокирующее и физически болезненное, как удариться голенью об угол низенького стола или прищемить себе что-нибудь.
Только травма наносится вашему сердцу.
За границей. В каком-то чужом поле.
Или на каком-то безлюдном водном пространстве под палящем солнцем.
— Ох, нет! — голос Джун резко вырывает меня из моей кошмарной задумчивости. — Он был сбит автобусом номер двадцать три, когда выходил из одной из турецких бань в Лондоне. Как я сказала, он был ненасытным человеком.
Остальные пытаются заглушить смех, пока моя рука, словно робот, вновь тянется за рюмкой Джун, а ее маленькая ручка хватает меня за запястье. Я не встречаюсь с ней взглядом, точнее, я не могу на нее посмотреть. Иначе заплачу, а я стараюсь поменьше это делать. Вместо этого, я пристально рассматриваю тыльную сторону ее ладони; голубые вены под кожей, похожей на тонкий пергамент, неожиданное изящество ее пальцев, и то, как огонь от камина играет на бледном золоте ее обручального кольца.
— Ты переживешь, — мягко говорит она. — Ты встанешь с постели и наденешь свои трусики, как в любой другой день. Потому что опускать руки — это не выход, и это не то, чего они хотят.
Я смотрю на нее, когда она обеими руками удерживает мою руку.
— Не буду говорить тебе, что это пройдет, но однажды ты оглянешься назад и поймешь, что болит немного меньше, а потом еще меньше. — Тон ее голоса становится серьезным, когда она начинает похлопывать по моей руке. — Затем, однажды, ты встретишь кого-то другого, также, как и я встретила Гарольда. Есть где-то и твой Гарольд. Я просто знаю это, душенька.
Но я не заслуживаю Гарольда. Люди, подобные мне, не заслуживают второго шанса.
Глава вторая.
Фин.
В следующий холодный и очень дождливый вторник открывается салон Айви, и я могу сказать, что мы все как на иголках. Айви вложила свои сбережения в это место, а Наташа бросила работу в пользующемся спросом салоне красоты в центре города, чтобы работать здесь. А я? Мой ужас заключается в ином. Да, если бизнес потерпит неудачу, я стану бездомной, но буду в хорошей компании в своей картонной коробке. Не то, чтобы до этого дойдет, так как это место является удивительным — деревенская молва, как говорит Джун. И почему ему таким не быть? Роскошные позолоченные декоративные детали, каменные стены и необработанная, натуральная древесина. Это место в миллионах миль от его предыдущего воплощения "Салон-парикмахерская Агнес Райли", который не модернизировали, как минимум, с 1965 года.
Версия салона-парикмахерской Айви сочится очарованием старины, приправленным новейшими технологиями. При этом ему каким-то образом удается сохранить за собой гостеприимство в очень дружественной манере, присущей Айви. Уверена, что эта деревня давно не видела ничего настолько продвинутого, как этот салон. Помимо этого, Айви — гениальный парикмахер. На самом деле. Одному Богу известно, почему она стрижет волосы в шотландском захолустье, когда могла бы заниматься своим ремеслом в любой точке мира.
По утверждению Нэт, пока мы обе были в отъезде, эта убогая маленькая дыра превратилась в востребованный пригородный район. Цены на жилье взлетели, и аппетитные мамочки с выводком и мужьями, уткнувшимися в свои гаджеты, переехали сюда. Бизнес-план Айви делает ставку на преуспевающих, не часто ездящих в командировки; чтобы они могли отовариваться в местном магазине и приобретать дорогостоящие средства с медом и карамелью, столь необходимые им.
Но я нервно растягиваю манжеты своего свитера от Givenchy не из-за мысли о встрече с этими людьми, живущими в псевдо-фермерских домишках, которые расположены в желанных жилых массивах, занимающих пол акра. Не-а. Меня пугает встреча с местными. С тех пор, как я вернулась, я почти не выходила за пределы этого здания. На самом деле, у меня ушло
