– Что?! Нет! – Я вскакиваю, опрокидываю стул и врезаюсь в угол стола. – Ты говорила, мы никогда не должны проходить сквозь Врата!
– Она пробыла здесь слишком долго, она слаба. Я должна показать ей путь. Провести через стеклянные горы. А может, и дальше… Ты не пропадёшь, Маринка. Я верю в тебя, и в избушку тоже. – Ба кивает и делает шаг в темноту. – С миром возвращайся к звёздам. Великий цикл завершён.
– Нет! Стой! – Я с силой отталкиваю стол, бросаюсь к ней, но уже поздно. Врата исчезают, и вот я остаюсь совсем одна.
Следующий Хранитель
Я сижу в полной тишине и не отрываясь смотрю на то место, где только что были Врата. Жду, когда вернётся Ба. Она обязательно вернётся. Она должна. Она не бросит меня здесь одну.
Избушка вздыхает, через дымоход внутрь проникает сквозняк, и пламя свеч подрагивает. Умирающий в углях огонь катит по комнате плотные тени. Я забираюсь в бабушкино кресло и натягиваю на себя одеяло. Ба сказала, утро вечера мудренее. Может, она имела в виду, что вернётся утром и тогда всё встанет на свои места. Но она не возвращается. Резкие солнечные лучи пронизывают небо и освещают пустую, тихую комнату. Никакой возни, никто не поёт и не шаркает по полу. Даже Бенджи молчит, а Джек не щёлкает когтями по полу.
– Джек! – кричу я.
Мой голос подрагивает и срывается на рыдания. В окне появляется голова Джека, и он каркает. Облегчение накрывает меня волной. Я не одна. Джек всегда возвращается, и Ба тоже вернётся.
Я заношу Бенджи в дом, чтобы он не казался таким пустым, и принимаюсь приводить всё в порядок к бабушкиному приходу. Пока я убираю посуду и остатки еды с прошлой ночи, Бенджи неуклюже скользит по полу. Ба, наверно, будет голодна, когда вернётся, так что я развожу огонь, замешиваю тесто для свежего чёрного хлеба и оставляю его постоять в тепле.
Ба всё не возвращается. Я хожу по пляжу и подыскиваю место, где можно поплавать и позагорать. Я выбираю местечко под огромной пальмой, которая склоняется и отбрасывает широкую тень. Бабушке понравится здесь, в прохладе. Я собираю сухие ветки для костра и придумываю, что бы нам такого приготовить. Сегодня у нас будет выходной, как Ба и хотела, и мы проведём его вдвоём. Я почти всё предусмотрела: есть еда и напитки, свечи, книги, одеяла и бабушкина балалайка, чтобы она могла наигрывать и петь песни звёздам.
У меня уже всё готово, но Ба так и не возвращается. Я чувствую, как внутри всё сжимается.
Солнце садится, и Джек каркает, сидя на черепе. Ну конечно! Ба не может вернуться, пока не откроются Врата, а это всегда происходит ночью. И как я этого раньше не поняла. Я очень туго соображаю. Я зажигаю свечи в черепах, но ворота из костей оставляю закрытыми.
С наступлением темноты у ворот собираются мёртвые, но я не обращаю на них никакого внимания. Я не позволю им войти. Я не буду никого провожать без бабушки.
Я накрываю на стол, ставлю свежеиспечённый чёрный хлеб, солёное масло, адыгейский сыр, хрен и квас – всё, что так любит Ба, – сижу и жду, когда Врата откроются и Ба вернётся. Бенджи дремлет на моей подушке на полу, Джек – на балках под потолком.
На дворе уже ночь, и внутри меня всё замирает. Я слышу, как мертвецы беспокойно шаркают в темноте, время от времени доносится нетерпеливое бормотание и стоны. Я накрепко закрываю ставни, но всё же слышу их. От шума холод пробирает меня до костей, я не могу не думать о том, что я – одна из них. Я тоже мертва. Если вдуматься, то у меня даже нет костей, до которых можно продрогнуть.
Кто я такая? Заблудшая душа, которая не захотела проходить сквозь Врата и стала почти настоящей благодаря магии избушки. Если я могу существовать только здесь, рядом с избушкой, то что же это за жизнь?
В голове одно за другим проплывают воспоминания. Вот я маленькая, сижу у бабушки на коленях, уткнувшись в её тёплый живот, пока она рассказывает мне сказки. Вот я наряжаюсь в рыцарские доспехи и сражаюсь с целой армией деревянных палочек, которую избушка сотворила для меня. Покачиваюсь на крыше, удерживаемая буйными виноградными лозами, пока избушка шлёпает по болотистым местам. Сменяются пейзажи, избушка скачет всю ночь напролёт. Прямо из окна своей комнаты я наблюдаю за фламинго, китами и белыми медведями. Танцую с мёртвыми под бабушкин аккордеон и засыпаю, когда она наигрывает на балалайке колыбельные. Если бы в детстве я прошла сквозь Врата, ничего этого не было бы. Конечно, лучше такая жизнь, чем вообще никакой.
Я смотрю в огонь, чувство вины давит на меня. О многих вещах, которые я наговорила бабушке, я теперь горько жалею. Я не ненавижу свою жизнь, – или смерть, как это ни назови. Было хорошо расти здесь, в этой волшебной избушке, рядом с ней. Мне нужно, чтобы Ба вернулась домой. Остальное не имеет значения. Жива я или мертва, Яга я или нет – всё это уже не важно. Я просто хочу, чтобы Ба снова была рядом.
Джек пикирует на пол, и его когти клацают позади меня, пока я меряю шагами комнату.
– Ш-ш-ш! – шиплю я на него, не понимая, что делать дальше.
Я останавливаюсь и смотрю на место, где каждую ночь появляются Врата.
– Врата! Отворитесь! – кричу я с напускным драматизмом.
Ничего не происходит.
Я произношу слова Путешествия мёртвых как никогда громко и чётко, а в конце добавляю: «радость заботы о жизни» – то, что говорила Нина, что звучало в последний раз, когда Врата были открыты. Мне кажется, эти слова прекрасно подходят и для бабушкиной жизни. Заботиться о других было ей в радость. Хотя чаще ей доводилось заботиться о мёртвых, чем о живых, она всегда говорила, что разницы для неё никакой нет.
И всё же слова не заставляют Врата открыться.
– Избушка! Сделай так, чтоб Врата открылись! – требую я, глядя на потолок.
Ничего не происходит. Громко топая, я возвращаюсь к бабушкиному креслу и падаю в него. Джек хлопает крыльями, и я прикрываю голову руками, уверенная, что вот-вот он приземлится ко мне на плечо. Но он пролетает надо мной, и что-то мягкое падает мне в ладонь. Я кладу это себе на колени.
Это бабушкин платок, с цветами и черепами. Он пахнет ею: лавандовой водой, свежим хлебом, борщом и квасом. Я набрасываю на голову платок, снова смотрю на огонь и жду. Она обязательно
