Когда солнце уползло за верхушки деревьев и освещенный солнцем бурьян где прятался Родион Аркадьевич, погрузился в прохладную тень, воздух вокруг него тут же наполнился тонким писком комаров.
Кирилл Сергеевич мчался по лесной дороге, входя в повороты, как заправский гонщик, а его хищный ягуар, казалось только сейчас проснулся, густо рыча и вгрызаясь когтями в дорогу, почуял азарт охоты.
- Лена, посмотри по карте, есть ли к озеру подъезд с противоположного берега? - спросил Кирилл Сергеевич.
Елена Викторовна снова развернула карту и стала изучать местность.
- Да, Кира, есть. Только нужно вернуться на центральную трассу, повернуть к городу, а через два километра свернуть направо. Лесная дорога проходит недалеко от озера, но прямого подъезда к нему нет.
- Спасибо дорогая, это уже пустяки - ответил Кирилл Сергеевич. Он чувствовал, как в груди начинает закипать ярость и решимость довести задуманное до конца. Надо было вызволить Родиона из его ловушки и убираться побыстрей из этого места.
Выскочив на шоссе, Кирилл Сергеевич выпустил на волю дикого зверя и два километра пролетели в одно мгновение. Елена Викторовна не подала вида, хотя ей было страшно, даже смотреть на дорогу и она глядела куда-то вдаль.
Сделав большой крюк, они остановились на лесной дороге, отделяемой от озера небольшим массивом леса.
- Будем ждать темноты - сказал Кирилл Сергеевич и опустил спинку кресла.
Елене Викторовне очень не хотелось сидеть в машине в этот теплый вечер.
- Кира, пойдем к озеру, там и будем ждать темноты. Так не хочется сидеть в машине - умоляюще посмотрела она.
- Я же не могу оставить машину без сигнализации, а если включу ее, вдруг она вой поднимет на всю округу, нам этого только сейчас не хватало.
- А давай машину спрячем, зачем ее оставлять у дороги?
- Куда же я ее спрячу?
- Лес здесь не густой, погляди какие прогалы меж сосен, давай ее немного вглубь загоним?
- Погляди на этот пригорок, сяду на брюхо и все.
Елена Викторовна посмотрела на совершенно пологий пригорок и поняла, что Кирилл хитрит.
- А разве у тебя не пневмоподвеска на машине? - спросила она невзначай.
- Во-первых не пневмо, а гидроподвеска.
- Ну прости женщине такую нелепость - улыбнулась Елена Викторовна, - Гидроподвеска.
- А ты откуда знаешь? - удивленно спросил Кирилл Сергеевич.
- Видела как она опускается.
- Какая ты наблюдательная, ничего от тебя не ускользает - ответил он, - Ладно, давай попробуем. Он включил питание, перевел режим подвески на максимум и свернув с дороги ягуар стал карабкаться на пригорок. Меж сосен было действительно довольно ровно и просторно и машина без проблем, углубилась в лес, так, что с дороги ее не было видно.
Достав из багажника походную скатерть, продукты и фонарь, они зашагали к озеру.
В лесу уже стало смеркаться, но до полной темноты еще надо было ждать несколько часов. От места, где они оставили машину, до берега озера, было весьма близко и еще не успев устать от лесной прогулки, они вышли к озеру.
- Надо найти незаметное место, чтобы нас не было видно с того берега - произнес Кирилл Сергеевич.
- А как же Родион нас увидит, если мы спрячемся?
- Вот - и Кирилл Сергеевич показал Лене фонарь, - Все равно до темноты он не выйдет к озеру из своего убежища.
Чуть в глубь леса от берега, в окружении лиственных деревьев росли густые колючие кусты дикой малины.
- Давай здесь? - спросила Елена Викторовна, обойдя их с обратной стороны, - Ничего не видно.
Кирилл Сергеевич расстелил скатерть и вытянувшись лег. Малинник рос на освещенной солнцем небольшой опушке, меж деревьев и земля была сухая и прогретая.
Елена Викторовна присела рядом - Ты хочешь есть?
- Нет, ничего в горло не лезет, а ты поешь, если хочешь.
- Ты не против, если я погуляю немного вокруг?
- Только далеко не отходи, чтобы не заблудиться и у берега не показывайся, вдруг эти черные истуканы опять там появятся.
Довольная Елена Викторовна, взяла фотоаппарат, яблоко и пошла в пологе леса, держась неподалеку от поляны.
Кирилл Сергеевич закрыл глаза и тут же свинцовым грузом, навалилась тяжесть и переживания этого дня. Месяц назад, когда они втроем с Эдиком обсуждали возможные непредвиденные варианты развития событий, они даже предположить не могли, что так все обернется. Циничное отчаяние говорило ему, что случилось страшное и что Эдику в данный момент очень тяжело, а слабая надежда цепляясь за край сознания, пыталась придумать хоть что-то, чтобы не сорваться в пропасть.
Еще и с Родионом неприятность приключилась. Как он там, ни еды, ни воды с собою нет? - размышлял Кирилл Сергеевич. Но больше других в данный момент, занимала его мысль о том, как люди в отсутствии живых сердец, лишенные глубинной воли, так чутко отозвались на его идею, не побоявшись последствий?
Кирилл Сергеевич вдруг явственно ощутил, что в теории Родиона оказался огромный просчет. И хотя все, что он ему рассказал о причинах и следствиях лишения человека живого сердца, все доводы разбивались о поступок Эдика и самого Родиона.
Несмотря на целый город безвольных созданий, лишенных всякой пассионарности, он будто нащупал нечто такое, что остается в человеке, невзирая на отсутствие родного сердца. Это “что-то”, подобно сгустку энергии, которая зарождается и концентрируется силой мысли и размышлений, это некая антитеза всему этому миру, лишенному добра и любви. Нагой духом человек, вдруг говорит - Нет! Что движет им в этот момент?
Что и где в нем, кроме сердца, есть такого, что способно пожертвовать собой для спасения близкого друга или общего дела?
Не хватало знаний, не хватало опыта и некоего метафизического чутья, чтобы окончательно нащупать и описать это “нечто”. С трагическим осознанием для самого себя, Кирилл Сергеевич вдруг понял, что всю свою жизнь потратил на никчемные атомы и молекулы, когда в каждом прохожем мимо человеке, живет целая вселенная, непознанная никем, огромное поле приложения ума.
Он, большой ученый, оказался бессилен, пред этой вселенной и ни что из его огромного опыта, не в силах ему помочь ответить на такой простой вопрос - Что движет человеком на границе жизни и смерти? Что его заставляет делать выбор? Сознательная жертва ради другого, это действо выходящее за границы рационального мышления, это утверждение нечто такого, что обличает весь этот мир вещей и человеческих законов, говоря - Есть закон неподвластный этому миру. Вы лишили меня сердца, но не лишили меня мысли! А мысль - это острая бритва, отсекающая добро от зла и пока она
