– Давид Маркович, это я! Кеша! Мне надо срочно!
– Что? Не знаю никакого Кеши! Вон отсюда! Прочь, кому говорю!
– Я Ломов Иннокентий! С третьего этажа!
– Ломов? Какой еще Ломов? А, Ломов! Завтра приходи, мальчик!
– Давид Маркович, дорогой! Мне нельзя завтра! Ну пожалуйста!
– Брысь, я сказал! Все убирайтесь, фашисты! Дайте мне умереть!
Дезик, бедняга, был уже за гранью нервного срыва, но и я не мог отказаться от задуманного. Сегодня у меня оставался шанс распутать клубок, завтра – едва ли. За сутки в большом городе от любого следа мало что остается. На откровенность дяди Жени рассчитывать не стоило, поэтому выход один: самому узнать, из какой записывающей фирмы пришел в магазин киркоровский левак.
Путь болванки легко проследить, когда она чистая и дорогая. Когда она дешевая и тем более бэушная, все усложняется. В Москве сбором вторичных носителей обычно промышляют уличные пацаны и бомжи. Добывают они бесхозное сырье везде, где придется. Чаще всего носителей ловят возле мусорных баков или на свалках, но, случается, и подворовывают у зазевавшихся горожан. Если мой ворон-антик краденый, про «Сотбис» можно забыть.
– Давид Маркович! – опять забарабанил я. – Але, вы там живы?
– Нет! Я умер! Меня уже похоронили! – послышалось из-за двери.
К счастью, я давно знаю Иохвидсона. Главный хранитель конфиската умирает у нас не реже одного раза в неделю. И есть на свете одно безотказное слово, которое помогает вернуть его к жизни.
– Давид Маркович! Киркоров уже взбесился! – возвел я хулу на ни в чем не повинного Филиппа. – Грозит устроить нам… погром!
И секунды не прошло, как лязгнули металлом все три засова. Дверь распахнулась, Дезик втащил меня за руку на свою территорию, мгновенно заперся опять, а затем рявкнул мне прямо в ухо:
– Н-н-ну?!
Вид у него был крайне живописный. Перья и помет превратили его комбинезон из монотонно зеленого в веселый зелено-камуфляжный. Из двух дужек очков уцелела одна. Седая шевелюра разлохматилась до состояния трепещущего на ветру куста. Где-то над правой щекой в волосах устроился маленький виргинский кардинал, выклевывая из шевелюры Дезика какие-то съедобные крошки. И еще около полудюжины неоприходованных лори в свободном полете кружили над его макушкой, вразнобой вопя про подожженные в небе корабли.
– Давид Маркович! Дайте пять минут! Всего пять!
Вообще-то определить на слух, откуда пришла партия контрафакта, нереально даже за сутки, но у меня была надежная зацепка.
– Одна минута! – заорал в ответ Иохвидсон, энергично тряся головой. Крошка виргинец обеспокоился и легонько клюнул Дезика в щеку. – Ай! Ладно! Три, если уберешь из меня это чудовище!
Три отпущенные мне минуты я истратил на извлечение птички из Дезиковых волос, и все это время маленький носитель, не желавший терять новое гнездо и удобную кормушку, энергично отбивался с помощью клюва, обеих лапок и крыльев, яростно хрипя шевчуковским голосом: «Эй! Начальник!» Цвет оперения и независимый вид кардинала напомнил мне об Эвелине. Возможно, птичка эта и была послана как напоминание. Как знак, что от кармы не сбежишь. А пока я отделался небольшой царапиной на носу и блямбой на рукаве.
Освобожденный Иохвидсон слегка успокоился. Вздыбленный куст его прически опал, лоб частично разгладился, страдания в глазах заметно поубавилось. Когда же я помог ему разогнать по клеткам нескольких самых наглых лори, Дезик даже почти перестал ругаться на весь свет. Приставив к уху пятерню, он позволил мне наконец проорать свою просьбу. Что я тотчас и сделал.
– И только-то? – Завскладом махнул рукой. Один из лори, оставшихся на свободе, шарахнулся к потолку и украсил комбинезон Дезика еще одним ярким пятном. – Подожди в мешке! Я сейчас!
Мешком назывался тесный внутренний боксик два на два, обитый пятью слоями войлока. Здесь проверялась акустика контрафакта, а сам левак, в зависимости от качества записи, распределялся по категориям – от «тряпки» до «полного адеквата». Воняло в мешке так же, как и в основном помещении, но шум оставался снаружи.
Секунд через двадцать в войлочную дверь протиснулась спина Иохвидсона, а затем появился и сам Иохвидсон с двумя стальными клетками. В одной сидел нахохлившийся и мрачный зеленохвостый жако, в другой – сине-желтый ара, еще более смурной.
– Стресс, – объяснил мне Дезик их состояние. – А ты думал? Они и раньше друг у друга на головах сидели, а теперь еще и эти, новые, понаехали тут. Кормом с ними делись, кислородом… Ты, когда был маленьким, читал сказку «Теремок»? Чувствовал, какая это лажа? Теснота – всегда обида, уж я-то знаю, сам все детство прожил в коммуналке, а там было тако-о-о-о-ое! Босх отдыхает… Ладно, сперва послушай вот этого красавчика. – Специально заточенным ногтем мизинца Дезик провел по прутьям клетки жако.
– Преееедууупреждениеее. Дааааанная аудиооопродуууукцияааа являетсяааааа… – лениво затянул носитель.
– Не он, – с ходу определил я. – Даже и близко нет. Этот просто удлиняет гласные, как финн или эстонец, а тот, который мне нужен, притормаживал на всех начальных звуках.
Утихомирив жако, Иохвидсон запустил фонограмму у ара. Тот пару секунд вхолостую пощелкал клювом и начал:
– П-предупреждение. Д-данная а-аудиопродукция я-является с-сертифицированной…
Именно этот голос я слышал – не далее как сегодня утром, когда тестировал ворона в музыкальном магазине у дяди Жени.
– Он! – сказал я. – Стопроцентное попадание. У вас отмечено, откуда его доставили? Надеюсь, не из Мытищ или Зеленограда?
– Тут тебе повезло, Кеша, – сказал Дезик. – Они даже почти в центре. От Киевского вокзала каких-то десять минут на трамвае номер 7. Комплекс «Мосфоно» знаешь? Улица Мосфоновская, дом 1, а сидит он в павильоне 19. Господин Бучко. Его звукозаписывающая фирма так и называется: ООО «Бучко Аудиопродакшн»… Но ты же с ним только поговоришь? Ты ведь не собираешься прямо сегодня изымать пиратку и везти ее сюда? Нет? Пожалуйста, не пугай меня!
На горизонте забрезжила, пока неуверенно, одна светлая идея.
– А если я найду левак у этого Бучко? Или, к примеру, у его торговых партнеров, а? – произвел я осторожную разведку. – Вы же прекрасно понимаете… Сам Филипп Бедросович… Он, когда в гневе, сущий торнадо, стихийное бедствие… Как только в продажу уйдет киркоровский контрафакт, он нас первых порвет…
Иохвидсон огляделся и схватил меня за пуговицу.
– Кеша, ты добрый мальчик, – проникновенно зашептал он. – Я все бросил и пошел тебе навстречу, пойди и ты мне. Я тебя прошу как родного. Видишь, что творится? Ужас. Бедлам. Гуманитарная катастрофа. И это еще цветочки. Если сегодня на склад опять завезут конфискат, пусть даже десять голов, мы будем иметь две проблемы. Я гарантированно умру от разрыва сердца – это первая. Работа федерального учреждения будет парализована на неделю – это вторая. Ты чего хочешь добиться, первого или второго?
– Ни первого, ни второго, – честно сказал я. Мысль о том, как можно превратить провал в подвиг, делалась все очевидней.
– Верно! – Дезик выпустил одну мою пуговицу и тут же схватился за другую. – Ты не только очень
