– Пропускная система – это такая же, как здесь? – сонным голосом уточнил Фишер.
– Она всюду одинакова, – отмахнулся Рыбин, – во всех поселках от нашей администрации. И в Бужарове, и в Серебряном Плесе, и в Николином Бору, и в Улитине… Видите, вот такие единые разовые спецпропуска для посетителей… – Советник вытащил из заднего кармана спортивных брюк бумажник, а из бумажника извлек ворох желтеньких картонок. – Каждому из нас дают на месяц сотню штук, под роспись. Но везде, кроме Улитина, они без гостевых карт действуют только на выход, а в Улитине с ними можно и выйти, и войти… Ой, блин! – Бумажник вылетел из пальцев Рыбина, желтенькие картонки разлетелись по дорожке.
Мы втроем бросились подбирать пропуска и управились минуты за три. Рыбин сдул с них пыль, запихнул, не считая, обратно в бумажник, а бумажник обратно в карман и посетовал:
– Извините, я такой растяпа! Спасибо. Только имейте в виду – вы вряд ли найдете Сверчкова в Улитине в ближайший месяц. С завтрашнего дня он в очередном отпуске. Вчера мы были вместе на совещании у главы администрации, и я услышал… сами понимаете, совершенно случайно… как Владик кому-то хвастался, что, мол, послезавтра, с раннего утра, отбывает в какой-то тур. В экзотическое сафари где-то в Африке… Так что вам придется месяц подождать. Или поторопиться, чтобы застать его сегодня. Я бы на вашем месте потерпел до возвращения. Сегодня у него будет мало времени для разговоров. А так у вас появляется дополнительный шанс: вдруг во время отпуска с ним что-нибудь произойдет? Например, туземцы дадут ему камнем по башке или на сафари его съест лев. И ваши проблемы исчезнут сами собой…
– Львы охотников не любят, – подтвердил Фишер. – Может, и не съедят, но зададут трепку…
– Но мы, конечно, Владику этого не желаем, – с улыбкой добавил Рыбин. – Пусть будет жив-здоров. И на этой оптимистической ноте мы, как говорится… Нет, пожалуй, мы еще не закончили. Раз уж я, выйдя на пробежку, повстречал специалиста по авторским правам, растолкуй-ка мне, Иннокентий Ломов, кое-что из твоей области…
– Что именно? – За последние трое суток мне впервые задавали вопрос по специальности.
– Вот смотри. Предположим, один человек наследует авторские права своего предка на изобретение или авторскую идею, а другой человек, не родственник, совсем посторонний, пытается присвоить эти права – якобы ради пользы общества. Говорит, что он, мол, лучше, чем наследник, сумеет теми правами распорядиться. Кем этот второй будет считаться по закону?
– Чтобы ответить, не надо работать в ФИАП, – сказал я. – Понятие «польза общества» в законе об авторском праве не прописано. И тот человек называется преступником, вором…
Рыбин покивал – как мне показалось – с явным удовлетворением.
– Воровством интеллектуальной собственности, – продолжал я, – считается всякая попытка незаконно использовать чужой копирайт… – При слове «копирайт» Рыбин поморщился, как от приступа мигрени. Я тут же вспомнил наставления Каретникова и поспешил исправиться: – …то есть, я хотел сказать, авторский знак, буква «С» в кружочке. Он незыблем, как скала. Даже когда не указан в тексте непосредственно, а просто подразумевается по факту.
Недовольная гримаса исчезла с лица президентского советника.
– Я и не сомневался, что этот человек вор, – сказал он. – Но все же приятно было услышать мнение знатока. Благодарю. Вижу, ты специалист, далеко пойдешь.
– Скажите это моей девушке, – вздохнул я. – Она почему-то так не считает.
– Твоя девушка тоже разбирается в авторском праве? – полюбопытствовал Рыбин.
– Нет, Эвелина – самый перспективный дизайнер женской обуви на всем юго-западе Москвы, – объяснил я, – но она разбирается во мне. Так она, по крайней мере, всегда мне говорит.
– Тоже недурно… – одобрил Рыбин. Он взглянул на часы. – Однако же режим есть режим. Твой товарищ прав. Обед и сауну из расписания не выкинешь, да и работнички мои стали приходить в себя, и их еще ждет неприятная беседа. Поэтому попрощаемся, Иннокентий Ломов. Увидишь Владика – привет не передавай. И, думаю, ты не обидишься, если я не стану провожать. Раз уж ты и твой спутник проникли в поселок незаконно, я не хочу знать, как вы будете выбираться…
Я махнул рукой президентскому советнику и устремился вслед за Фишером, который уже сошел с дорожки и углубился в чащу. Вскоре нас опять со всех сторон обступал лес. О цивилизации напоминала лишь далекая красная полоска стены, еле различимая в просветах между деревьев.
– Не знаю, хороши ли советы, которые дает президенту этот Рыбин, но актер он неплохой, – ворчливо заметил старик, сверяя с компасом наш маршрут. – Сперва он испугался, но молодец, вида не подал. А уж сцена с упавшими пропусками получилась так естественно, я чуть не прослезился… Оставалось подыграть – что мы с тобой и сделали. Ты сколько штук заныкал?
– Два.
– Уже кое-что. Я – пять. С ними мы без проблем и выйдем отсюда, и войдем в Улитино, и снова выйдем. Поэтому не будем возвращаться за «Италией». Глядишь, какому-нибудь здешнему грибнику повезет найти этот сувенир… Не отставай, деточка! – Старик поманил меня за собой. – Пока у нас все штатно, за сообразительность тебя хвалю. Но не обольщайся: Рыбин помог с адресом и с пропусками не потому, что сильно полюбил нас, а потому что у него – ты не ошибся – свой шкурный интерес. Помни, ни одному из кремлевских полностью верить нельзя. Вот пройдем КПП, отловим попутку, и я тебе дорасскажу про товарища Семичастного.
Обратно до Москвы мы тоже ехали на бетономешалке, но в этот раз путь показался мне не таким трудным. То ли емкость позади кабины теперь была полна и спасала от тряски, то ли я уже приспособился к этому виду транспорта. А может, меня увлекла история о Семичастном – комсомольском начальнике, который начал травлю автора романа «Доктор Живаго» и выступил с гневной речью: «Я Пастернака не читал, но скажу…» Пастернак вскоре умер, а его обвинитель получил повышение – занял пост председателя КГБ СССР.
