Хотя эти действия крайне не понравятся мировым банкирам, особенно английским и французским. И требование оплаты рублями за весь экспорт в особенности. Что ж господа, мы больше не намерены играть по вашим правилам. Деньги должны обеспечиваться экономической мощью и товарным движением, а не кругляшами и слитками желтого металла. И только очень хитрые ребята могли навязать всем странам подобную глупость. К тому же в России эта глупость приняла воистину эпические масштабы, когда вместо мягкого обеспечения с определенным люфтом, которое было принято в европейских странах, в Российской же Империи приняли полное стопроцентное обеспечение бумажных денег золотом, то есть на каждый выпущенный бумажный рубль требовалось положить в хранилище Государственного банка золота ровно на эту сумму. И любой крупный проект, типа Транссибирской магистрали, производимый русскими руками из русских же материалов, требовал получения огромного кредита на Западе под обеспечение русских же денег. И все это золото мертвым грузом ложилось в хранилище. Разумеется, не считая колоссальных сумм по процентам за кредиты, которые ежегодно выплачивались иностранным банкирам за это счастье.
В общем, вся дальнейшая история показывала ущербность и вредность золотого обеспечения бумажных денег и от этого выигрывали некоторые, но проигрывали все остальные. И мы в том числе. Так что, баста карапузики, кончилися танцы!
Глава 7. Когда слова имеют значение
МОСКВА. БОЛЬШОЙ ТЕАТР. 15 (28) марта 1917 года.
Мог ли я мечтать в прежней своей жизни, услышать живое исполнение Шаляпина, да еще и в Большом театре, да еще из Императорской ложи? Нет, об этом даже мечтать было невозможно, а вот, поди ж ты, — я в Большом, Шаляпин на сцене, и сижу я в самой настоящей Императорской ложе. И не просто сижу, а я явно фигура здесь куда центральнее, чем тот же Шаляпин. Во всяком случае, большинство присутствующих в зале явно рискуют заработать косоглазие, косясь мимо театральных биноклей в мою сторону. Впрочем, косились далеко не все. Некоторые просто внаглую рассматривали не сцену, а вашего покорного слугу.
Шаляпин, кстати, пел изумительно и удивительно в тему.
В угожденье богу златаКрай на край встаёт войной;И людская кровь рекойПо клинку течёт булата!Люди гибнут за металл,Люди гибнут за металл!Сатана там правит бал,Там правит бал!Сатана там правит бал,Там правит бал!Я встаю с места и начинаю аплодировать. Зал вслед за мной в едином порыве взрывается бурными овациями. Очень правильная, политически грамотная ария. Нужно поддержать и двинуть в массы. И лично поддержать Федора Ивановича. Нужно развивать русскую школу, делая ее еще более патриотической. На это никаких денег жалеть не стоит.
На сцену вынесли большую корзину цветов в черно-золото-серебряных и бело-сине-красных лентах. Объявляется благодарность от имени Государя Императора. Вновь встаю с места, и на зал обрушивается новая волна восторженных криков и оваций. Шаляпин кланяется, вызывая новые волны восторга в зале.
Но ничто не длится вечно. Шум стихает, объявляется антракт и особо страждущие могут отправиться в буфет. Впрочем, театр не только место, где можно перекусить. Вся тусовка высшего общества сейчас здесь. Уж они-то сюда точно идут не ради буфета. Себя показать и других посмотреть. Обменяться сплетнями и обсудить знакомых. Покрасоваться и посмеяться над другими. Топить друг друга, но вместе ополчиться на пришлых, на пришельце не из их круга. Как там говаривал король в "Обыкновенном чуде"? "Люди друг друга давят, душат, братьев, родных сестер, душат. Словом, идет повседневная будничная жизнь".
— Ваше Императорское Величество!
Оборачиваюсь. Министр просвещения и культуры Ольденбург заводит в мою ложу крепыша-богатыря в концертном костюме.
— Ваше Императорское Величество! Позвольте представить вам господина Шаляпина.
Крепко жму Шаляпину руку.
— Благодарю вас, Федор Иванович, за то, что вы есть у России. Уверяю вас, пройдет сто лет, но наши потомки все равно будут слушать ваши арии и восхищаться вашим талантом!
Шаляпин расплылся в улыбке.
— О, благодарю вас, Ваше Императорское Величество! Вы очень добры!
— Отнюдь, Федор Иванович, доброта тут совершенно ни при чем. Вы настоящая эпоха в русском искусстве и благодарное Отечество воздает вам должное.
— Ну, что вы, Ваше Императорское Величество! Разве можно тягаться с популярностью Вашего Величества? В последние дни все о вас только и говорят.
— Вот как? И что же говорят?
Шаляпин сделал неопределенный жест.
— Сколько людей — столько и мнений.
Усмехаюсь.
— Разумеется. Кому, как не вам, Федор Иванович, известно, что любое новшество не может не вызвать ожесточенные споры. Но, Бог с ними. Что вы сами думаете об этом?
У него была возможность уйти в отказ, включить дурака, начав выяснять, что именно я имею в виду под "этим", но он ответил прямо:
— Ваше Императорское Величество. Я выходец из крестьянской семьи и повидал в жизни всякого. И как деревенский мужик, который сумел выбиться в люди, хочу сказать — люди ждут и верят в доброго и мудрого Царя. Вы даже не представляете себе, как глубока эта вера и насколько велика эта надежда. Возможно, это последняя надежда. Не обманите ее.
Академик Ольденбург не знал, куда ему деваться. Я его понимал. С одной стороны, он весь такой себе либерал, член партии кадетов, активный участник старого Союза Освобождения, и министр просвещения в несостоявшемся в этой истории Временном правительстве. Но с другой-то, он ничего-себе-министр, и монарх тут вовсе не атрибут истории. И кое-кто из лидеров его партии сейчас коптит потолок камер Петропавловской крепости. А здесь, заметьте, не митинг, а Императорская ложа.
— Что ж, Федор Иванович, смею надеяться, что народ дождался своего Царя. Во всяком случае, если найдутся те, кто поможет Императору в его деле. Вы готовы подставить свое плечо?
Шаляпин на секунду растерялся, но быстро овладел собой и кивнул. Я протянул ему руку.
— Добро пожаловать в команду единомышленников, Федор Иванович. Уверен, что мы с вами еще не раз обсудим эту тему, и господин Ольденбург окажет вам все необходимое содействие. Не так ли, Сергей Федорович?
— Точно так, Ваше Императорское Величество! — с готовностью закивал министр-академик.
Мы тепло расстались с Шаляпиным, и каждый из нас вернулся на свое место — он на сцену, а я в кресло. Что ж, скоро второй акт.
— Ваше Императорское Величество!
Нет, не дадут Царю театр посмотреть. На сей раз Суворин с неким господином.
— Ваше Императорское Величество! Позвольте представить вам господина
