Генерал отпил из бокала.
— Брусилов, Алексеев, Рузский, не давший мне одержать блистательную победу под Варшавой, все они смеялись надо мной, насмехались прямо в лицо, иронично шептались прямо за моей спиной во время моих докладов Императору. И сам Государь не ценил, не отблагодарил, не дал настоящего дела, выставил на посмешище, на постоянное посмешище перед этими!
Старик стукнул по столу кулаком.
— И вот, когда появилась возможность отомстить, отыграться за все, я не стал колебаться. — он огладил свою роскошную бороду и самодовольно усмехнулся. — Знаете, штабс-капитан, когда Алексеев получил свою пулю, когда арестовывали Рузского, я был почти счастлив. И когда на Престол взошел новый Император, я думал, что все, кончились дни моей опалы, что наступил мой час. И что я получил взамен? Взамен, на то, что именно я фактически усадил его на Престол? Даже Тимановский произведен в генералы и стал командиром полка Лейб-Гвардии, а ведь он лишь выполнял мои приказы! А что получил я? Ничего. НИ-ЧЕ-ГО!
Нараспев повторил генерал и нехорошо усмехнулся.
— Именно что ничего! Пост главнокомандующего Петроградским военным округом? Так на этот пост меня назначил еще Николай! И вот когда я увидел, что пост Верховного Главнокомандующего отдают этому несносному Гурко, а пост военного министра отдают Александру Михайловичу, когда я увидел, что даже на освободившуюся должность главкосева, вместо Рузского, меня так же не собираются назначать, то тут уж я все понял! Благодарность! Такая вот у них благодарность! Попользоваться и выбросить на помойку! Зависть и черная неблагодарность! Брусиловский прорыв! А ведь это мои войска! Меня сняли, чтобы отдать всю славу этому выскочке! Мои! Именно МОИ войска подавили мятеж и даровали Престол Михаилу! А что взамен? Что взамен, я вас спрашиваю!
Иванов буквально рычал. Ноздри его раздувались, руки подрагивали, борода всклоченными прядями торчала в разные стороны. Он судорожно выпил бокал до дна и с опаской подошедший гарсон аккуратно вновь наполнил его. Но не успел он отойти, как генерал вновь осушил сосуд и требовательно уставился на официанта. Тот, словно под взглядом удава, вновь поднес бутылку к бокалу.
— Или вот вы, штабс-капитан! — старик указал на сидящего напротив Мостовского. — Вот вы, рисковали жизнью, спасали Михаила из-под ареста, вы один из главных участников мятежа, который привел его к власти, что вы получили взамен? Благодарность? Да вас просто отправили с глаз долой подальше! Вы знаете, куда вас отправили? На смерть! Вы слышали о предстоящем наступлении Нивеля? Вот ваша 1-я особая бригада и пойдет в наступление в первых рядах! Вы боевой офицер и вы знаете, что это значит. Это взамен благодарности? Это благодарность, я вас спрашиваю? Нет, я не согласен с такой благодарностью! Покорнейше благодарю!
Генерал вновь осушил бокал. Дождавшись, пока гарсон нальет и уберется с глаз долой, Иванов продолжил, уже заметно захмелев:
— Нет, так нельзя. Нельзя так вместо благодарности. Я еще в русско-турецкую кровь проливал. И в русско-японскую тоже. И в эту войну. Три войны! Три! Где благодарность? Я Императора на Престол посадил, где она, благодарность, будь она трижды проклята! Нет ее! Нет.
Новый бокал расстался со своим содержимым.
— Пошел вон! — вдруг заорал Иванов на подбежавшего было гарсона. — Подслушивает, мерзавец…
Генерал наклонился к Мостовскому и громко зашептал, постоянно сбиваясь с мысли:
— Штабс-капитан, мы с вами товарищи по несчастью. И мы должны держаться вместе. У меня есть друзья тут в Париже… Я же когда того… сразу в посольство… да… Все не просто так! Благодарность, да… О! Я им много тогда рассказал… И сейчас тоже того… много рассказываю… Очень… Но, где благодарность? Что взамен? Мерзавцы!
Иванов вскочил с места, опрокинув стул, и пошатнувшись, проорал:
— Мерзавец! Счет!
И попытался усесться на валяющийся стул.
Мостовский подскочил и, подхватив под руки генерала, бережно усадил его на стоящий за соседним столиком стул.
Старик благожелательно посмотрел на "собеседника" и отечески похлопал его по щеке.
— Эх, штабс-капитан, штабс-капитан… Дурак ты, штабс-капитан… Бежать тебе надо, вот что я тебе скажу…
— Ваше высокопревосходительство, — Мостовский впервые подал голос с момента начала "разговора", — вы очень устали, вам отдохнуть нужно.
Генерал изобразил задумчивость и пьяно кивнул.
— Да, устал я.
После чего добавил ни к кому не обращаясь:
— Такая вот благодарность взамен…
— Ваше высокопревосходительство, позвольте отвезти вас домой. Сейчас вызову такси.
Иванов совершенно осоловело поднял голову.
— Такси? Пожалуй… Извольте, голубчик… Этим мерзавцам нельзя верить!
Мостовский помог подняться генералу и повел его к выходу. Рассчитавшись с гарсоном, к Иванову с другой стороны подошел еще один человек и помог сесть в машину. Затем, захлопнув дверь за Мостовским, сел за руль.
— Нарезался, вашвысокородь? — спросил Урядный, покосившись на спящего генерала.
— Не то слово. — усмехнулся Мостовский. — Давай, братец, в посольство.
— Это мы могем, не извольте сумлеваться!
— Слушай, братец, — вдруг поинтересовался Имперский Комиссар, — все хочу у тебя спросить, ты же и по-русски говоришь не приведи Господь, откуда ж ты французский знаешь-то?
Урядный пожал плечами.
— Дык, мамка-то моя была горничной у барыни, ну и чтоб барчуку, значиться, веселей было учиться, меня ему в компанию определили. А поскоку барчука драть розгами воспрещалось, то учитель, значиться, на мне за нас двоих-то и того, отыгрывался, значит. Драл пошто зря, ну и за каждую ошибку, значиться, тоже драл. Вот науки свои мне аккурат и вбил, вот.
Мостовский рассмеялся.
— Мальчик для битья, значит! А что ж он тебе русский язык не вбил, как следует?
— Ну, дык, он его нам и не преподавал, он другие науки преподавал.
