— В чем дело?
Ольга замедленно повернулась, сморгнула, с усилием прогоняя застлавшую глаза дымку ужаса и непонимания. Перед взором протаяла фигура: уже привычный синий халат, шапочка-накидка, плотно облегающие кисти резиновые перчатки. Лицо с грубыми чертами, внимательный взгляд карих глаз.
Врач несколько секунд смотрел Ольге в лицо, сказал сухо:
— Стало нехорошо — отсидись в подсобке, да и нашатырь с кофеином никто не отменял. Нечего тут…
Ольга закивала, поспешно отступила в сторону. Одарив на прощание суровым взглядом, доктор двинулся дальше. Дверь напротив неслышно отворилась, из проема выдвинулась тележка-кровать, поскрипывая колесами, заскользила вдоль коридора. Взгляд прикипел к прикованному к тележке человеку, вернее, его останкам. Хрупкая девушка лежит недвижимо, лицо бледно настолько, что кажется восковым. Глаза невидяще уставились в пространство, искусанные до крови, губы распухли и посинели. Волосы свисают с края тележки, от движения едва заметно колышутся.
Ольга сместила взгляд ниже, туда, где тело превратилось в кровавое месиво, не в силах смотреть, отшатнулась. Опустевшая комната влечет, тянет так, что нет сил противиться, словно внутри скрыто нечто очень важное. Ольга сделала шаг, застыла на пороге. Синие стены, блестящий металлический шкаф. Тоже, что и везде. Взгляд заметался из угла в угол, пока не остановился на окне. Темное, в точках далеких звезд, небо, обрезанное снизу гранью бетонной стены. Сейчас его почти не видно, но когда наступает день, тьма рассеивается, сменяется голубизной, далекой и недостижимой, но такой желанной в этой цитадели скорби.
Завеса спала. Освобожденные, воспоминания хлынули рекой, наполнив душу ужасом, а память образами. Ольга пошатнулась, оперлась на косяк, с трудом удерживая захлестнувшую волну эмоций. Взгляд заскользил вокруг, но уже совсем, совсем по-другому, не удивляясь, как мгновение назад, узнавая. Синие холодные стены, безжизненная белизна потолка, наваливающаяся волнами боль, и безнадежность: бесконечная, черная, жуткая.
В поле зрения назойливой мухой маячит фигура, не подходя и не удаляясь. Ольга повернула голову. Все тот же врач, все с тем же выражением лица. Как и прежде, его взгляд прикован к ней. Только, почему-то он смотрит не на лицо, ниже, намного ниже. Ольга опустила глаза. Из-под края халата торчат угрюмые носы армейских ботинок, грубые и неуместные в этом царстве чистоты и стерильности. Ольга нахмурилась, перевела взгляд. Ступни врача облачены в изящные бахилы, как и у того, что мгновение назад прошел мимо, как и у зашедшей в туалет медсестры.
Лицо доктора исказилось, в глазах протаяло понимание. Он отшатнулся, распахнул рот для крика. Но зверь внутри среагировал раньше, вскинулся, зарычал, обнажая клыки в яростном оскале. В точности повторив оскал, Ольга выдохнула:
— Забыла бахилы, вот ведь незадача. Натоптала вам…
Она метнулась вперед, ударила, бросилась дальше по коридору. Три прыжка, и вот она уже рядом с тележкой. Смазанное движение, и фигура в синем исчезает, в поле зрения остается лишь застывшая на каталке истерзанная фигурка. Осторожно, словно боясь испугать, Ольга нагнулась над девушкой, коснулась плеча, погладила волосы, нежно, как мать ребенка, закутала в клеенку. Когда она разогнулась, лицо очистилось от эмоций, превратившись в каменную маску, лишь глубоко глазах, заполнив зрачки тьмой, плескалась дикая необузданная ярость.
Удар ногой. Дверь распахивается, с треском разлетаются стекла. Фигура в синем вскакивает, угрожающе взмахивает зажатым в руке скальпелем, но, получив удар в грудь, отлетает, падает навзничь. Лежащее на кушетке тело опутано трубками и проводами. Несколько быстрых движений, и провода бессильно повисают, из перерезанных трубок сочится белесая жидкость. Нужно бы помочь, забросив на плечо, вывести из этого храма насилия и смерти, но нет времени, в комнатах по соседству ожидают помощи другие несчастные.
Следующая дверь распахивается от удара. Фигура в синем склонилась над приборами, всматривается в бегущие по монитору цифры. Удар. Хрустальными каплями разлетаются колбочки и реторты. Лицо врача с силой врезается в столешницу, мгновенно окрашивается выступившей из многочисленных порезов кровью. Здесь к мучимому идет всего пару проводов с безобидными присосками на концах. Следующая комната. Еще одна.
Комнаты мелькают одна за одной. Фигуры в синем сливаются в сплошной поток. Мир заполняется безумным переплетением кишащих, словно черви, проводов и трубок. Сколько же их здесь. А ведь это всего одно здание из полутора десятков! Нужно успеть сделать как можно больше. Быстрее, еще быстрее!
Брызги стекла осыпают непрерывным дождем, халат отвратительно воняет, забрызганный текущими из трубок препаратами, ноздри забивает тяжелый запах крови и мяса. Калейдоскоп мелькающих образов окрашивается алыми всполохами, а в конгломерат звуков, далеко, на самом пределе слуха, зубной болью вплетается вой сирены.
Ее обнаружили. И уже стучат невидимые ботинки, неся решительных хозяев на перехват, или, что вернее всего, на ликвидацию. Времени почти не остается. С каждой секундой шансы спастись падают. Нужно уходить. Но в комнатах, лишенные воли и сознания, остаются десятки людей, переживающих то же, что, в свое время, пережила и она. И нет сил уйти. Быстрее. Еще быстрее!
Комната. Еще одна. Фигуры в синем уже знают. Кто-то мечется в узких стенах, от ужаса потеряв разум, кто-то ждет у дверей, зажав в кулаках скальпели. Но это не имеет значения. Привыкшие к тонкой работе, руки не в силах нанести смертельный удар, а рассчитанные на спокойную работу, рефлексы не отточены, и, одна за другой, фигуры остаются на полу, сжимая бесполезный металл в холодеющих пальцах, а она идет дальше.
Тело исполнено силой, насыщенные кровью, мышцы работают точно, как детали в механизме часов. А где-то глубоко, в незримых глубинах души, поддерживая заданный темп, пылает черная звериная ярость, настолько сильная, что не сгореть в этом жутком пламени можно лишь выплескивая и выплескивая избытки в вихре сокрушающих ударов, несущих освобождение и смерть.
Очередная фигура падает изломанной куклой, очередной мученик освобожден. Остается совсем немного, когда с грохотом распахивается дверь, в проеме возникает фигура охранника. Мужчина влетает внутрь: сосредоточенное лицо, сжатые в полоску губы, зрачки подергиваются, отыскивая цель. Глаза натыкаются на забрызганную кровью фигурку, в удивлении расширяются. Мгновенное замешательство — цена смерти, позволительное в обычной жизни, оно неуместно в бою. Упустив шанс, воин заваливается, схватившись за выросшее из горла лезвие.
Радость победы над врагом бодрит, но мгновенно испаряется, вытесненная реальностью. Одним противником меньше — хорошо, но, наученный гибелью соратника, следующий боец не повторит ошибки. Ольга нагнулась, подхватила оружие, когда вспышки выстрелов разорвали тьму. Над головой завжикало, зазвенело стекло. Пули с чавканьем забили в стену, оставляя после себя аккуратные черные отверстия.
Не разгибаясь, Ольга выпустила
