До самого вечера страж не покидал своих покоев, надеялся и ждал, что девчонка образумится и явится к нему с мольбами о прощении. Или ее «образумят» родители. Те-то уж точно не позволят Александрин уехать, наверняка сумеют переубедить дурочку. Тем более после данного баронессе обещания — его светлость великодушно согласился выступить в роли крестной феи и пристроить ее младшеньких дочерей.
Оставалось только найти несчастных, которые согласятся взять этих демонов в юбках себе в жены.
На все попытки Касьена поговорить с ним маркиз отвечал безразличным молчанием. Больше всего на свете его светлость ненавидел вести задушевные беседы, не важно с кем. Никто и никогда не смел прокрадываться к нему в душу.
Никто, кроме Серен.
Время от времени чародей подходил к зеркалу, чтобы взглянуть на невесту. Видел, что та в смятении. Сначала безутешно рыдала в парке, и в заледеневшем сердце стража на один краткий миг шевельнулось нечто, похожее на сострадание. Которое в ту же секунду поглотил очередной приступ злости и раздражения.
Не думал, что с этой пустышкой, которая, по идее, должна была сходить с ума от счастья и радоваться оказанной ей чести, придется столько возиться. Тратить время, которого у него нет.
Мужчина снова приблизился к зеркалу. Стоило к тому прикоснуться, как отражение пошло рябью, и перед взором стража предстала просторная спальня в кремовых тонах. В последний раз, когда Моран проверял, в каком состоянии пребывала его избранница, Александрин сидела на кровати, понуро опустив голову, и вертела в руках подаренное ей украшение.
А сейчас… девушки не было. Зато остался зачарованный кулон и белевшее на шитом золотом покрывале прощальное послание. Маркизу не составило труда догадаться, куда подевалась строптивая красавица.
Сбежала.
Идиотка!
Сорвавшись с места, страж кинулся к лестнице. Слетел по ступеням вниз, едва не сбив с ног так не вовремя появившуюся в холле баронессу.
— Ваша светлость, я хотела с вами поговорить…
— Потом, — отрезал де Шалон. Даже не взглянув в сторону будущей родственницы, помчался на конюшню.
Как и предполагал, Искра, которую удалось отыскать в Артонском лесу после нападения демона, исчезла. Вместе со своей хозяйкой.
— Зачем выпустил?! — рявкул на перепуганного привратника, топтавшегося у ворот, разъяренный маркиз.
— Мадемуазель отправилась на прогулку, — вперившись взглядом в мыски своих давно не чищенных сапог, испуганно промямлил слуга.
Еще один идиот.
— В следующий раз… — Моран не договорил, выругался сквозь зубы. Остервенело пришпорил Демона, заставляя животное сразу перейти в галоп.
Очень скоро широкоплечую фигуру всадника поглотили сумерки, которые с каждой минутой становились все гуще. Будто подстраиваясь под его настроение, небо затянулось тучами. Где-то вдалеке раздавались первые громовые раскаты, наполняя пространство тревожным гулом. Начал накрапывать дождь, грозя в любой момент превратиться в настоящий ливень.
Демон мчался по проселочной дороге, разрывая сырой холодный воздух. Поднявшийся ветер трепал смоляную гриву цергейского скакуна. Редкие вспышки молний, пронзавшие небо, казалось, отражались в опасно сузившихся черных глазах охотника, неотвратимо настигавшего свою добычу.
Свинцовые тучи закрыли все небесное пространство. Крупные капли забарабанили по земле, быстро превращая дорогу в вязкое месиво. Должно быть, этот холодный весенний ливень подействовал на стража отрезвляюще. Моран почувствовал, как ярость отступает, ее вытесняет страх. Страх упустить девушку. Не догнать.
Потерять свой единственный шанс.
Много ли у Серен родственниц, не владеющих магией?
Только Александрин.
Сейчас его светлость готов был наступить на горло собственной гордыне, наобещать невесте любых глупостей, клясться и божиться, что влюбился в нее без памяти, а потому пытался приворожить при помощи магии, боясь не получить ее согласия. Умолять, лишь бы ему поверила и согласилась вернуться.
Добровольно.
Страж мысленно возликовал, заметив мелькнувшую вдали наездницу, и снова вонзил шпоры в лоснящиеся бока своего скакуна. Услышав звуки погони, Александрин испуганно обернулась. Надеялась оторваться, но уже через каких-то несколько минут дорогу незадачливой беглянке преградил взмыленный Демон.
Успевшая промокнуть до нитки всадница попыталась его упрямо объехать, но Моран ухватил Искру за повод, не давая лошади сорваться с места.
— Пусти! — гневно выкрикнула девушка и по привычке гордо запрокинула голову, точно королева. Правда, без короны и королевства. А в скором времени останется и без крова, если будет по-прежнему проявлять свой норов.
Вряд ли барон с баронессой примут непокорное чадо обратно.
— Александрин, нам надо поговорить, — вкрадчиво сказал его светлость и, словно отвечая ему, небо отозвалось очередным громовым раскатом.
Лошади тревожно заржали. Нетерпеливо перебирая копытами по влажной рыхлой земле, они торопились пуститься вскачь, наверняка мечтая как можно скорее оказаться в сухом теплом стойле, защищенном от непогоды.
— Пусти по-хорошему, — зашипела несостоявшаяся беглянка, негодующе сверкнув глазами.
— Не то — что? — усмехнулся де Шалон. Вспомнив, что собирался вести себя хитрее, принялся увещевать: — Александрин, побег — не выход. Ну куда ты пойдешь? Без средств, без силы, не привыкшая к физическому труду… Ты и дня в одиночестве не продержишься.
— Я что-нибудь придумаю, — упрямо тряхнула она мокрой копной волос, облепивших побелевшее от гнева личико. — Уж лучше запру себя в монастыре, чем выйду замуж за такого негодяя, как ты!
Сколько ни пыталась скрыть свои истинные чувства, было очевидно, что за маской негодования скрывается разочарование и боль. Как и всякая молодая девушка, Александрин мечтала о большой и чистой любви, о нежности и понимании. О том, чего была лишена в кругу семьи.
Оставалось только как-то заставить ее поверить, что и заботу, и любовь она обретет, выйдя за него замуж.
— Я ошибся и признаю свою вину…
Отвернулась, давая понять, что не желает слушать его оправдания.
Подавив вспышку гнева, маркиз мягко продолжил:
— Мне всегда было сложно находить общий язык со слабым полом. Я не романтик, как Касьен. Да и до сердцееда, вроде де Грамона, мне тоже далеко. У меня непростой характер…
— С мадмуазель де
