— Что бы ни делала, как бы ни старалась угодить вашей семье, вы всегда находите, к чему придраться. Я лажу с вашими дочерьми лучше, чем все их предыдущие няни. Слышала, что близняшки с ними вытворяли… Что после исчезновения матери стали совсем неуправляемыми. Никто не мог с ними справиться. А у меня получается! И тем не менее вы делаете все возможное, чтобы я вас оставила! В первую очередь вы, а не они! Так скажите мне, мируар Демаре, чем я заслужила такое к себе обращение? И потом не удивляйтесь, что при виде вас единственное мое желание — это бежать! Куда подальше и без оглядки. Только чтобы не находиться рядом!
Его взгляд потемнел, становясь грозовым, если так можно выразиться о взгляде. О демареновском можно было точно. Того и гляди над нами грянет гром, и в стол ударит молния. Однако начав говорить, я уже не могла остановиться. Лучше выплеснуть все, что думаю и чувствую, какими бы ни были последствия, чем продолжать еще неизвестно сколько держать это в себе.
Не впечатлившись исходящей от его мируарства штормовой мрачностью, набрала в легкие побольше воздуха и язвительно продолжила:
— И как это вас угораздило сесть за один столик с такой, как я? — сделала ударение на окончании фразы, напоминая об утренней нервотрепке. — Если вы даже у себя дома считаете зазорным садиться за обеденный стол с няней своих детей! А ведь здесь мы у всех на виду.
— Мне нет дела до всех, — сказал он и умолк.
Где-то с минуту лениво подносил к губам чашку, при этом пристально на меня глядя, как если бы пытался прочесть все то, что я о нем думала и что еще не успела озвучить. А думала я в основном нецензурное.
— Я не хотел вас обидеть, мирэль Тонэ, — наконец заявил Демаре.
— Я так и поняла…
— Наверное, сегодня в кабинете я был с вами слишком резок и неправильно выразил свои мысли.
— О том, что я могу надеяться лишь на роль временного развлечения для таких, как вы и Шерро?
— При чем здесь я? — раздраженно поморщился Демаре, резко опуская чашку на блюдце. Как та не треснула — не представляю. Несколько капель вьярна выплеснулись и темными горошинами рассыпались по светлой скатерти, одна проступила на мируарской манжете с золотой запонкой, инкрустированной, ясное дело, драгоценными камнями.
— Ох, простите, в случае вашего величества я даже этой роли не заслуживаю. — Внутри горчило от обиды. Даже крепкий вьярн без сахара, который так любил Демаре, сейчас показался бы мне слаще меда и варенья, вместе взятых.
— Селани! — закатил он глаза. — Вы опять извращаете мои слова. Я всего лишь пытался уберечь вас от разочарования. Десмонд из тех мужчин, которые меняют любовниц чаще, чем вы ходите по магазинам. Если он с кем и завяжет серьезные отношения, так только с какой-нибудь богатой наследницей. Вот что я имел в виду, когда говорил, чтобы вы на многое не рассчитывали. Дело не в вас, а в нем.
Сказав это, Демаре сосредоточился на своем кофе. Вьярне то есть. А я на ажурной кайме, пущенной по краю скатерти. В тот момент она казалась куда более занимательной, чем блуждавший по моему лицу пристальный взгляд его алмазновеличества.
«Благодарю за разъяснения, но мне пора. Аревуар», — хотела уже попрощаться, однако не успела поднять на Демаре глаза, как зажмурилась от внезапной вспышки.
Щелк, щелк, щелк, — раздалось со всех сторон.
Откуда-то справа послышался мелодичный женский голос:
— Мируар Демаре, это новая няня ваших дочерей?
— Какие отношения вас связывают? — А это уже внезапный выпад слева.
— Вы часто выбираетесь с ней на свидания?
— Бывшая актриса и вы: каким представляете ваше будущее?
— Сумеет ли мирэль Тонэ заменить вашим детям мать?
— Что это: любовь или сиюминутное увлечение?
И снова на нас все пялились. К уже знакомым лицам посетителей «Лолы» прибавились новые — журналисты, непонятно откуда здесь появившиеся. Обступив наш столик, они бесцеремонно тыкали в Демаре прямоугольными пластинами, инкрустированными камнями. Наверное, местными аналогами диктофонов. Другие не переставали щелкать массивными агрегатами — прадедушками привычных мне фотоаппаратов, раз за разом ослепляя вспышками.
От градом сыпавшихся вопросов я, мягко говоря, обалдела, в то время как его величество ничем не выдал ни своего удивления, ни раздражения. Только уже знакомо на лице обозначились желваки, и на шее, прямо над воротником рубашки, запульсировала синяя жилка.
Не отвечая на вопросы папарацци, попросту делая вид, что их рядом нет, Фернан поднялся, и диктофоны тут же нацелили на меня, видимо, посчитав более легкой добычей.
— Мирэль Тонэ, вы любите Алмазного короля?
— А может, его капиталы?
— Вы уже с ним спали?
Ну, здравствуйте!
От всего происходящего шла кругом голова.
— Мы уходим, — решительно сказал Демаре, извлекая из бумажника купюру и бросая ее на стол.
Я собиралась последовать его примеру: не деньгами разбрасываться, а поспешно подняться. Но подняться не получилось в принципе. Пока сидела, не шевелясь, неприятные ощущения почти прошли, а стоило наступить на пострадавшую в попытке бегства ногу, как в глазах потемнело от боли. Шипя сквозь зубы, опустилась обратно.
— Лодыжка, — ответила на невысказанный вопрос алмазного.
Подвинув одного из фотографов с таким видом, как если бы перед ним стоял не человек, а отслуживший свой век унитаз, Демаре опустился передо мной на колени.
— Не все же вам оказываться у моих ног, — тихо пошутил он.
Пошутил? Наверное, это какой-то другой Алмазный король.
Не обращая внимания на вспышки камер (так и хотелось выхватить каждую и расколошматить о головы неугомонных охотников за новостями) и бесконечные, выливающиеся на нас каверзные вопросы, он осторожно избавил меня от туфли, после чего бережно дотронулся до щиколотки. Дотронулся едва, одними подушечками пальцев проведя по ажурному плетению чулка, а у меня появилось желание взвыть в голос.
— Ай! — не сдержавшись, все-таки вскрикнула я, когда
