— Так-так, — едва слышно доносился дребезжащий голос профессора из гостиной, — посмотрим, что тут у вас… Хочу огорчить вас, молодые люди, — через минуту «выдал результат экспертизы» профессор, — это подделка! Чистый новодел годов этак тридцатых-сороковых нашего столетия…
— Фуфло? — почему-то совсем не расстроился шепелявый.
— Говоря вашим языком — фуфло, — согласился Дмитрий Михайлович. — К тому же и не золото вовсе…
— Вот что, дед, — шепелявый неожиданно резко сменил тон, — у нас-то фуфло, а у тебя, трещат, настоящего рыжья не меряно! Сам хабара [44] отстегнешь — будешь жить еще долго и счастливо…
— Не-е-е, не протянет он долго! — подал голос второй гость, доселе «молчавший».
— Точняк! По тебе, дед, уже давно деревянный макинтош плачет и место на сто первом километре простаивает! — Шепелявый выхватил из кармана нож-бабочку и начал трясти лезвием у лица старого профессора. — Давай, гони цацки, а то распишу перышком, как…
— Слышь, Вавила-мазила [45], — Квазимодо незаметно для «гостей» профессора появился в комнате, — я тебе это перышко сейчас в очко засуну, а ты мне «гоп со смыком» радостно исполнишь!
Грабители едва не подпрыгнули от неожиданности. Но, увидев одиноко стоящего и безоружного горбуна, облегченно осклабились.
— Куда ты лезешь, болезный? — поигрывая ножичком, произнес шепелявый. — Вали откуда вылез, клоун!
— Дмитрий Михалыч, дорогой, не обессудь, — извиняющимся тоном произнес Квазимодо, обращаясь к профессору, — но бакланов отмороженных учить надо! Совсем нюх потеряли!
Горбун со скоростью, которой от него никак не ожидали, метнулся к вооруженному налетчику. Отведя левой рукой кулак с ножом, Квазимодо резко ударил раскрытой ладонью правой в нос шепелявому. Хрустнуло. В стороны брызнули капли крови. Налетчик не удержался на ногах и со всего маху грохнулся на пол. Наступив каблуком на руку, все еще сжимающую нож, Квазимодо крутанул ногой. Вновь что-то хрустнуло, а изо рта незадачливого грабителя вырвался крик, полный боли.
— Заткнись, сука! — рявкнул горбун, приседая и резко хлопая вопившего баклана по ушам. — Еще вякнешь — кадык вырву! — Шепелявый, испуганно заткнулся, продолжая лишь тихонько поскуливать, вытирая кровавые сопли. — Вот, умничка! — ласково произнес Сапрыкин, поднимаясь с корточек. — Бери пример с подельничка: стоит и не рыпается! Понимает, что когда серьезные люди (слово «люди» горбун выделил особо) вежливо просят, нужно стоять и не рыпаться! Ферштейн?
Шепелявый поспешно закивал, не переставая поскуливать, словно побитая собака. Квазимодо взял стул и, развернув его спинкой «наружу», навалился локтями на подспинку.
— Че развалился, как будто копыта отсохли? Подъем! — скомандовал он.
Шепелявый подскочил с паркета и замер, баюкая поврежденную руку.
— Обзовитесь, бакланы! — потребовал он, буравя недобрым взглядом незадачливых «коллег» по цеху.
— Вася Логопед, — шмыгая носом, «представился» шепелявый, — а это — Коля Цыган…
— Гастролеры залетные? — осведомился Сапрыкин. — Че-то я о таких не слышал.
— Да нет, откинулись недавно… Вот решили дела поправить… — оправдываясь, произнес шепелявый.
— И сразу по беспределу? Гопота подзаборная!
— А че не по понятиям-то? — немного успокоившись «рыпнулся» шепелявый. — Чудак — терпила, богатенький Буратино! Грех такого не пощипать! Я перед обчеством как на духу… А ты сам-то кто по жизни будешь, чё бы мне предъявы кидать, да мазу за этого терпилу держать?
— Ты видел, Дмитрий Михалыч, какая нынче молодежь? — показушно вздохнув, произнес Квазимодо. — Куда мир катится? Ладно, Квазимодой меня знающие люди кличут. Слышал о таком, или тоже мимо просвистело? — По мертвенно-серой бледности, залившей лица грабителей, горбун понял — о нем слышали. — Значит так, упыри, — устало произнес Сапрыкин, — пришить бы вас, да профессора подставлять неохота… Валите отсюда, бакланы: считайте, что фартануло вам изрядно! Добрый я сегодня! И из города тоже советую лыжи навострить — если попадетесь мне еще раз — точно закопаю! Свободны!
После этих слов грабителей словно ветром сдуло — даже из матерых уголовником мало кто мог позволить себе бодаться с горбуном. А уж им-то…
— Как же это вы так, Дмитрий Михайлович? Это ж гопота отмороженная — их за версту видно! — попенял профессору Квазимодо.
— Да… как-то… — произнес обескураженный Крылов. — Понимаете, человечек, вроде бы из надежных за них поручился… Никогда за ним ничего такого не водилось…
— Это Горбуха, что ли? — уточнил Квазимодо, вспомнив погоняло барыги, названое профессору гопниками.
— Он самый, — кивнул старик.
— Я наведу справки по своим каналам, — пообещал Квазимодо. — Раньше и правда за ним ничего такого не водилось. Но, сами знаете…
— Как говорил Гераклит: все течет, все меняется, — произнес Дмитрий Михайлович.
— В натуре! — усмехнулся Квазимодо. — А вы, Дмитрий Михайлович, молодцом! — похвалил профессора уголовник. — Не испугались заточки!
— Ох, батенька, да я в свое время насмотрелся на таких вот… Давайте уже забудем — все ведь окончилось благополучно! — предложил он. — Пойдемте лучше на кухню — примем по писюрику для успокоения нервов! И вы мне расскажете, для чего вы так удачно у меня появились. И примите мою запоздалую благодарность за столь скорое решение…
— Не стоит, Дмитрий Михайлович, — шлепая за профессором на кухню, произнес горбун. — Мне тоже, знаете ли, требуется ваша помощь…
Усевшись за кухонный стол, Квазимодо ловко распечатал бутылку коньяка.
— Постойте-ка! — воскликнул профессор. — Меня не подводят мои глаза? Это у вас действительно «Ноев Ковчег»?
— Он самый, семидесятилетний! — заверил Крылова Квазимодо.
— Вы меня балуете! — ахнул археолог. — Такой божественный напиток грех пить из простых граненых стаканов, — засуетился старик. — У меня где-то были… — Он полез в резной старинный буфет и через секунду выудил из его просторного чрева два пузатых бокала с зауженным верхом. — Настоящий снифтер! Только из таких бокалов и следует наслаждаться вкусом настоящего выдержанного коньяка! — Старик быстро сполоснул бокалы под струей воды, затем насухо вытер полотенцем. — А вы знаете, милейший Тимофей Павлович, как правильно принимать коньяк внутрь? Особенно такой, как «Ноев Ковчег»?
— А чего там знать? — усмехнулся горбун. — Наливай, да пей! Ну еще лимончик можно…
— Упаси Господи! — взмахнул руками профессор. — Нельзя так извращаться над благородным напитком! Слушайте и запоминайте, милейший Тимофей Павлович! Потом мне спасибо скажете!
— Ну, и как же, по-вашему, надо пить коньяк? — Квазимодо никуда не спешил, поэтому мог позволить себе потворствовать причудам престарелого профессора. Недаром по фене их чудаками кличут.
— Для начала нужно просто проникнуться уважением к столь благородному напитку! Представляете, сколько он зрел? Иные столько не живут! Вы знаете, что в купаж «Ноева Ковчега» входят коньячные спирты столетней выдержки! А вы — наливай да пей! Нет, батенька, это просто кощунство!
— Ну, вы уж простите великодушно, такого неуча! — «повинился», улыбаясь, Квазимодо.
— Хорошо, что понимаете! — на полном серьезе ответил профессор. — Итак продолжим, — воодушевленно произнес Дмитрий Михайлович. — Идеальная температура подачи коньяка — двадцать-двадцать пять градусов Цельсия. — Крылов прикоснулся рукой к открытой бутылке. — Будем считать, что температура в пределах нормы, — заявил он. — Наливайте, милейший… примерно на четверть бокала…
Горбун покорно плеснул темной тягучей жидкости из бутылки в бокалы.
— Для того, чтобы
