Потом я много скитался. Побывал в доброй сотне миров – и все шел и шел вперед. Вы себе не представляете, как при этом устаешь. Только устроишься, только заведешь себе знакомых и усвоишь местные обычаи, найдешь работу по силам или школу, куда тебя примут, если мир из таких, где строгие законы, – только чуть-чуть пообвыкнешься, как бац! Тебя опять тянет куда-то, опять одолевает тоска, и ты снова в пути. В конце концов уже и не стараешься пообвыкнуться – понимаешь, что все равно придется уходить.
По части осваиваться в новом мире я кого угодно за пояс заткну. Я этим даже гордился. Главное – не придавать ничему особого значения. Считать все шуткой. Я дошел до того, что мне было уже все равно, что я говорю, сколько ворую и какой грязной работой занимаюсь. Оказалось, что, если меня поддевают или обвиняют, лучший выход из положения – всех рассмешить. Этот прием не удался только один раз, когда меня пытался усыновить суровый старый священник. Его было ничем не рассмешить. И ничем не убедить, что я не собираюсь становиться священником, когда вырасту. Он все твердил, что спасет мою душу. Мне удалось удрать от него, только когда зов Границ стал таким сильным, что хоть криком кричи.
Конечно, освоиться в новом мире было бы проще всего, если бы я мог прямо сказать, что я граничный скиталец и как так вышло. Но оказалось, что это невозможно. Тебе не верят. В основном считают, что ты спятил. Или верят, что ты обречен на вечные скитания, но ни за что не поверят, что это не ограничивается их миром. И ничто на свете не заставит никого поверить в Них. Они за этим проследили. Стоит заговорить о Них, как тебя сразу перебивают и спрашивают, за какие грехи тебя прокляли. Когда говоришь о Них, все сразу решают, что ты точно великий грешник. А ты, чтобы им угодить, сам не замечаешь, как придумываешь себе подходящий грех. Такой оборот разговор принимал всего несколько раз, и я всегда говорил, что подсмотрел священные мистерии. В общем-то, так и было.
Я об этом особенно не распространялся. Как-то не решался. После того как Летучий Голландец наговорил мне всякого про «недозволенное», а потом Они сотворили такое с моей памятью, мне было страшно говорить об этом даже с другими скитальцами.
Со временем я повстречал довольно много других скитальцев. Когда походишь по Цепям достаточно долго, обнаруживаешь, что там даже многолюдно. Скитальцы всегда помогают друг другу. Это логично. Мы обычно общаемся друг с другом очень приветливо – быстро, весело и поверхностно. Рассказываем анекдоты из предыдущего мира и помогаем друг другу обжиться на новом месте, если случайно встречаемся у Границы. Но я никогда не видел смысла с ними откровенничать. Все равно мы больше не встретимся. И хотя люди мне попадались всевозможные – короли и королевы, жулики и художники, несколько актеров и одна двухметровая старушенция, которая сочиняла проповеди, – все они до единого были взрослые и все посматривали на меня свысока за то, что я еще мальчишка.
Ну и не важно. Потом все равно позовет Граница, и когда я дойду до нее с кем угодно, конец нашему знакомству. Дерг – и нас утянет по разным мирам. Похоже, это тоже было правило. Поначалу я не знал, что с одной Границы можно попасть в разные места, но так и есть. И так происходит всегда. Они постарались, чтобы скитальцы не могли познакомиться поближе. Ни за что. Так не годится.
Вы себе не представляете, как при этом одиноко. Иногда меня так припекало, что я не мог думать ни о чем, кроме Дома. Раз за разом прокручивал в памяти свои заурядные двенадцать лет, пока не вспомнил все даже лучше, чем когда там жил. Подолгу думал даже про наши с Робом ссоры и про то, как мы с Робом дразнили Эльзи. Дразнить Эльзи было одно удовольствие – она была рыжая и вспыльчивая. Помню, как она топала ногами и кричала: «Я лучше вас играю в футбол! Что, съели?!» Может, и правда. Она-то ни разу не попадала мячом в бадью со стиркой, не то что я. От этого у меня снова все холодело и чесалось, и я мечтал вернуться домой и снова играть в футбол в проулке. Я был уверен, что все там осталось по-прежнему, таким же, как я помню, и только и ждет, когда я вернусь. Я был уверен, что так должно быть. Ведь иначе я не остался бы мальчишкой.
Когда меня припекало по-настоящему, я невольно вспоминал и его на скале. От этого мне всегда становилось только горше. Ведь он там до сих пор. Я думаю, что никогда не ненавидел Их за себя так сильно, как за него.
Ладно, хватит. Я просто хотел сказать, что успел побывать в доброй сотне миров, пока со мной не случилось следующее важное событие. Я попал в огромный медленный цикл – начиная с того места, где я едва не потонул, туда и обратно. Если долго ходить в Цепях, начинаешь чувствовать, где ты уже бывал, по крайней мере, у меня так получалось. Вы себе не представляете, сколько разных миров я видел, сколько между ними удивительных отличий и сколько всего похожего – мне вот, например, не нравится, что они так похожи. Так что я превратился в бывалого и черствого скитальца. Мне казалось, я видел все.
А потом я встретил Хелен. Моего заклятого друга. Я повидал множество миров, но такой, как Хелен, не было нигде. Иногда я сомневался, что она вообще человек.
VВсе было как обычно. Я угодил в этот гадостный свинский мир. Хуже мне еще не попадалось. Там все было ужасно: погода, еда, местная живность, а уж люди – мало того что сами по себе сволочи, обычаи у них были еще того кошмарнее. Вы все поймете, если я скажу, что там ни у кого не было
