Я поднялся, показывая, что разговор закончен. На душе было мерзко.
Я догнал Лидию только на выходе из больницы, окликнув ее на крыльце:
— Постойте!
Она остановилась и нехотя развернулась ко мне, прищурившись от яркого слепящего солнца, бьющего ей прямо в глаза. После отвратительного холода ледника была невероятно приятно окунуться в полуденную жару.
— Что вы увидели там, в темноте ледника?
Она проигнорировала мой вопрос, продолжая молча разглядывать меня. Когда молчать стало совсем неприлично, а некоторые посетители больницы стали коситься на нас, застывших друг против друга на лестнице, я сказал:
— Я намерен отправиться к епископу Талериону, чтобы получить у него разрешение на дознание. Прошу вас до этого момента ничего не предпринимать.
Лидия поднялась на пару ступенек, протянула ко мне руку и задумчиво пропустила между пальцев воротник моей мантии. Я довольно резко оттолкнул ее ладонь, но она проигнорировала предупреждение.
— Вы, господин инквизитор, можете отправляться куда угодно. Я же… поеду прямиком в тюрьму, чтобы побеседовать с помчиком Прошицким.
— Вы не слышали, что сказал вояг? Вас к нему не пустят! — меня злило ее самоуверенное упрямство.
— Меня, — подчеркнула она. — Меня пустят.
— Вы не можете допрашивать его!
— Отчего же? — она склонила голову набок, ее светло-серые глаза в солнечном свете стали пугающе прозрачными. — Господин инквизитор, если хотите отправиться со мной, то так и скажите…
Я заскрипел зубами от негодования, прекрасно понимая, что она опять играет со мной, намеренно ставя в зависимое положение и направляя дознание по выгодному ей пути. Я мог плюнуть, развернуться и уйти. Наверное, так и стоило поступить…
Дежурный стражник с непроницаемым лицом взирал на нас:
— Пускать никого не велено.
— Вы сейчас препятствуете дознанию Святой Инквизиции, — я угрожающе навис над стражником, что был на полголовы ниже, но тот даже глазом не повел.
— Никого не пускать. Личное распоряжение капитана Лунтико.
Я попытался отодвинуть упрямца с дороги, но он набычился и положил ладонь на эфес клинка.
— Вам приказывает капитан, верно? — голос Лидии был непривычно ласковым и нежным, с легкой хрипотцой. Я недоуменно оглянулся на нее, она улыбалась стражнику.
— Да, — и снова пустой взгляд сквозь нас.
Лидия подошла ближе, так что мне пришлось посторониться.
— Капитан приказал вам сторожить, верно? — Лидия теперь заглядывала стражнику в лицо.
— Да, — кивнул стражник, упрямо поджав губы.
Она сейчас пытается его очаровать, что ли? Ведь и так понятно, что этот осел нас не пустит!
— Капитан вам доверяет, верно? — теперь Лидия смахивала невидимую пылинку с его плеча.
— Да, — на лице стражника промелькнуло самодовольство.
— Вы же хотите помочь своему капитану, верно? — Лидия провела рукой по его волосам, поправляя прическу. У меня возникло странное ощущение нереальности происходящего.
— Да, — глаза стражника странно затуманились.
— Капитан разрешил сделать для нас исключение нас, верно? — ее тон был вкрадчивый, она говорила уже почти шепотом.
— Да, — стражник расплылся в глупой улыбке.
— Вы позволите нам пройти, верно? — Лидия кивнула мне, практически затащив в камеру к помчику. Стражник стоял с глупым недоуменным видом,
— Да идите же быстрее, — поторопила Лидия, закрывая за мной дверь.
Помчик Прошицкий поднял голову от подушки и тут же подхватился на кровати.
— Кто вы такие? — вид у него был нездоровый и потрепанный, в глазах плескалась тревога.
— Инквизитор Кысей Тиффано, — представился я, щурясь в темноте на бледный овал его лица. — Я буду вести дознание по делу смерти девицы Ивонны. Расскажите, пожалуйста, что произошло.
Помчик задрожал всем телом, закрыл уши руками и стал монотонно раскачиваться, причитая:
— Я не виноват, не виноват, не виноват!… Не виноват я, это не я, не я, не я!
— Прекратите! — я брезгливо созерцал это жалкое зрелище. — Мне нужно узнать…
Лидия шумно выдохнула позади меня, подошла к помчику, рывком поставила его на ноги и влепила ему звонкую пощечину. Голова помчика дернулась, глаза на мгновение приобрели осмысленное выражение, он тихонько заскулил.
— Вытрите сопли, господин Прошицкий. Если кто и может вам помочь, то это мы. Нас прислал ваш сюзерен, вояг Хмельницкий. — Лидия преспокойно уселась на его лежанку, сложив руки на коленях, словно примерная школярка. — Или вы хотите тут сгнить? Кстати, а правда, что здесь находят некоторых арестантов мертвыми, обглоданными голодными крысами? Вы видели здесь крыс, а, господин Прошицкий? Они правда такие громадные?
Помчик перестал скулить, только сглотнул судорожно, закрыв рот руками.
— Вот и отлично, — Лидия чуть склонила набок голову, разглядывая помчика, потом резко спросила. — Это вы убили шлюху?
— Нет, — помчик яростно замотал головой. — Не я, Единым клянусь!
Лидия встала, подошла к нему ближе, испытующе заглянула в глаза помчику, потом кивнула:
— Я вам верю.
Я опешил:
— Верите? Вот так просто? Господин Прошицкий, я требую, чтобы вы рассказали все по порядку.
Помчик перевел на меня затравленный взгляд и шмыгнул носом:
— Когда я пришел, она уже была… Сидела в кресле перед зеркалом, я ее окликнул, а она…
Похоже, у него сейчас опять начнется истерика.
— Она была уже мертва, понимаете! Когда она встала, я увидел, что она вся в крови, эта жуткая дыра в ее животе. Я хотел убежать, а эта в меня вцепилась, понимаете? Вцепилась и стала танцевать, я ей руки отцеплять, а она не отпускает! Висит на мне! Я такого ужаса натерпелся, а меня еще и арестовывают!..
Я подошел к нему ближе, присел на корточки, разглядывая кровавые потеки у него на рубашке и штанах, даже на дорогих замшевых сапогах были порыжевшие пятна. Я бесцеремонно стукнул его по колену, заставив поднять ногу и рассматривая подошву. Похоже, он стоял в луже крови, подошва была ею полностью пропитана. Я перехватил его запястье, разглядывая руки: под ногтями не было следов крови, не было царапин и ссадин.
— Что вы делали в комнате погибшей? — мой вопрос привел помчика в недоумение.
— Как что? Пришел, как обычно, ночь провести… Ивонна новенькой была, милая девочка, ласковая. Такие фокусы выделывала, штучный товар, хоть и дорого. Вы сможете добиться, чтобы меня выпустили?
Интересно, я смогу когда-нибудь привыкнуть к человеческой мерзости, относиться к ней так же обыденно и не удивляться, как это получается у Лидии? Она сидела со скучающим видом, покачивая носком сапога в такт неслышной мелодии. Хотя нет, почему же неслышной? Она напевала про себя что-то, я прислушался и с удивлением узнал колыбельный мотив. Я и забыл, с того злосчастного приема у бургомистра, где она влезла подпевать барду, какой у нее удивительно чарующий, грудной голос. Уже открыл рот, чтобы осадить блудливого помчика, без стеснения признающегося в своем грехе, только он вдруг опять задрожал всем телом, прикрыл уши руками и закричал:
— Прошу вас, перестаньте! Не надо!
Лидия послушно прекратила пение и спросила:
— Вам понравилось, как пела мертвая Ивонна? У нее был такой же хороший голос,
