Ребенок.
Ребенок от Даармархского.
Немыслимо!
Весть о том, что мы с Витхаром вернулись с несостоявшегося свидания, облетела дворец со скоростью пчелы, и побледневшие нэри то и дело заглядывали ко мне, чтобы узнать, не нужно ли чего. До той минуты, пока я не рыкнула на них так, что они исчезли и больше не появлялись, разве что очень осторожно заглянули спросить, не хочу ли я поужинать.
Не хотела.
Вчера я не хотела вообще ничего, кроме одного: понять, как такое возможно? Как получилось, что я ношу его дитя?! Ответ напрашивался один — день, когда Даармархский обернулся драконом, чтобы меня спасти. Тогда я уже не пила отвар и не была наложницей.
Но какова же истинная сила пламени ребенка, если она прорывается даже сквозь запечатывающую меня таэрран?!
От всех этих мыслей хотелось не то кричать, не то выть. Вместо этого я просто лежала, бездумно глядя в потолок и не представляя, что делать дальше.
А что дальше?
Дальше меня ждала участь Ибри. Витхар узнает о ребенке (это дело двух-трех месяцев), даже если я не пойду к лекарю, даже если не скажу об этом ни единой живой душе, это станет заметно. И даже если представить, что я смогу скрывать это под одеждами, он все равно почувствует пламя, набирающее во мне силу.
Пламя нашего малыша.
Или, точнее сказать, моего.
Нашим он был бы, если бы Витхар сделал мне предложение и объявил своей женой, но он этого не сделает. Уже не единожды он давал мне это понять, а значит, и выбора у меня нет. Когда ему все станет известно, отбор для меня будет закончен, и я присоединюсь к Ибри в вынашивании дракончика. До той минуты, пока какая-нибудь нэри с подачи будущей (или уже настоящей) правительницы не решит, что у нее получится лучше, чем у нэри Ронхэн. Или какой-нибудь хаальварн, на первый взгляд безоговорочно преданный Даармарху (а может статься, и вполне преданный правительнице), не поступит так же, как тот предатель с матерью Витхара.
Нет, я не хотела такой участи.
Ни для себя.
Ни для того, кто рос внутри.
Возможно, именно поэтому я приняла решение — одно из самых сложных в моей жизни. И после того как я его приняла, заснуть уже не представлялось возможным. Полночи я провела, ворочаясь с боку на бок на мокрых от пота простынях (меня бросало то в жар, то в холод). Может быть, тот, кто был частью меня, чувствовал, что я собираюсь сделать, а может быть, ему просто передалось мое состояние.
Второе вероятнее, но так или иначе мне не раз и не два приходилось сдерживать рвущееся на волю пламя.
Поэтому когда я поднялась (с темными кругами под глазами, бледнее снегов Севера), первым делом отправилась в купальни, а после решила привести себя в порядок. Методичное разделение прядей, еще немного влажных, гребнем, расчесывание и укладка их одна за другой в прическу помогло мне немного расслабиться и прийти в себя. Наряд я выбрала, не глядя, но именно под светло-персиковое платье уже наносила неброский макияж.
То, что обо мне наверняка говорят во дворце после вчерашнего — еще не повод давать им всем дополнительную возможность позлорадствовать. Зато есть на что списать мою утреннюю бледность.
— Вы… вы сами собрались, местари? — окончательно растерялась Лирхэн.
— Да. Мне не спалось.
Нэри замялась: по ней было видно, что она все еще переживает из-за прерванного свидания и что ей не терпится об этом поговорить.
— Я просто хочу, чтобы вы знали, — неожиданно выпалила девушка, — мы с Фархи все равно на вашей стороне. Что бы ни случилось.
— Я знаю, — кивнула. — Иначе бы вас здесь не было.
Нэри улыбнулась неуверенно, но кивнула уже решительней.
— Может быть, пройдемся перед завтраком?
Сначала я хотела отказаться, но потом подумала, что оно того стоит. Прогулка вытряхнет остатки ненужных мыслей и сомнений, которые сейчас очень некстати.
Поэтому я кивнула, и вместо того, чтобы направиться в общую столовую привычным путем, мы пошли в обход.
Рассвет обещал жаркий день: дымка, затопившая океан, таяла под солнечными лучами. Раскаленный диск медленно взбирался на небо, а я стояла, опираясь кончиками пальцев о перила, и смотрела на рождение нового дня. На то, как очищается горизонт, как вода впитывает солнечный жар, возвращая его ослепительным блеском. Каким будет для меня вечер, представить не могла, но наслаждалась тем, что было сейчас. Тем, что могу дышать полной грудью и (хотя бы относительно) распоряжаться собственной жизнью.
То, что я задумала, было очень опасно, и я это понимала.
Но куда опаснее оставить все как есть.
— Не ожидал встретить вас в этой части дворца, местари Ильеррская.
И это, пожалуй, тоже опасно. Холодный голос, как ледяной водопад на плечи, обрушился на меня.
Обернувшись, я встретилась взглядом с Янгеррдом Флангеррманским.
— Взаимно, — отозвалась я, когда дракон подошел.
До последнего надеялась, что он просто отдаст дань вежливости и исчезнет, но, видимо, моим надеждам было не суждено сбыться.
— Что же привело вас сюда?
— Нежелание сидеть в комнатах в такое прекрасное утро.
Желает учтивых бесед? Будут ему учтивые беседы.
— Вот как. Вам уже разрешено покидать покои?
Я похолодела. Насколько можно похолодеть, стоя рядом с ледяным драконом. Повернулась к нему, наткнувшись на пристальный, изучающий взгляд. Льдины в нем крошились, сталкиваясь друг с другом, и о них можно было порезаться.
До крови.
— Сложно привлечь ваше внимание, местари Ильеррская.
— Не так уж сложно, — отозвалась я, оттолкнувшись от перил. — Если вести себя достойно.
Взгляд Флангеррманского сверкнул.
— Не очень-то вы учтивы для будущей правительницы. — В его голосе явно звучала насмешка.
— Будущая правительница, — я подчеркнула эти слова, — должна уметь обозначить границы, особенно
