Конвент объявил себя верховным органом исполнительной и законодательной власти республики. Все делегаты поклялись «честью вооруженного гражданина» повиноваться принятым Конвентом решениям. В подтверждение этого они расписались на национальном знамени Мексики.
Вилья послал в Конвент делегацию во главе с генералами Гонсалесом Гарсой и Фелипе Анхелесом, которые первым делом потребовали просить Сапату направить в Агуаскалиентес своих представители. Это предложение было единодушно одобрено присутствующими.
Конвент послал к Сапате делегацию во главе с генералом Анхелесом.
Сапата сердечно принял делегатов Конвента. — Забудем прошлое, — сказал он, обращаясь к Анхелесу, который в свое время по приказу Мадеро руководил военными действиями против него. — Вы — единственный федеральный генерал, который не жег наших селений, не убивал наших женщин и детей. К вам мы не питаем вражды.
Между тем 16 октября во второй половине дня в Агуаскалиентес специальным поездом прибыл Вилья. Конвент прервал заседание. Делегаты вместе с жителями города пришли на вокзал приветствовать прославленного командующего Северной дивизией.
На следующий день Вилья появился в зале заседаний Конвента. Делегаты встретили его овацией. Вилья сел в партере. Председательствующий Вильяреаль пригласил его занять почетное место в президиуме Конвента. Вилья отказался. Только после повторного приглашения Вильяреаля и настоятельных просьб делегатов командующий Северной дивизией занял место в президиуме.
И вот Вилья сидит на сцене театра «Морелос». Он взволнован. Перед ним все командиры революционной армии. Многие из них в прошлом такие же пеоны, как и он сам. Большинство из них сочувствуют ему. Но есть и враги. Насупившись, сидит в партере, демонстративно скрестив руки, Обрегон. Председательствующий объявляет:
— Слово предоставляется генералу Вилье, командующему прославленной Северной дивизией.
Делегаты поднимаются со своих мест. Зал сотрясается от приветствий: «Вива Вилья!», «Да здравствует Северная дивизия!»
Медленно подходит Вилья к трибуне. Тихо начинает он говорить.
— Друзья, сеньоры генералы и командиры, выполнившие свой долг в борьбе за свержение тирании так называемого правительства Викториано Уэрты! Я не могу чему-либо учить вас. Вы услышите слова простого человека, который со дня своего рождения был далек от культуры. Но если имеются здесь люди, которые понимают свои обязанности по отношению к родине и свои чувства по отношению к человечеству, то Франсиско Вилья не заставит их стыдиться его. Да, сеньоры, я ничего не прошу для себя. Я начал борьбу с несправедливостью, выполняя свой долг, и не хочу получить за это какую-либо выгоду для себя лично. Я ничего не прошу за мою службу, а хочу только, чтобы все то, что мы завоевали, пошло на пользу народу, послужило бы подспорьем для бедных. Только одно скажу: хочу ясно видеть будущее моей страны. За нее я много страдал и не желаю, чтобы другие мексиканцы, мои братья, страдали столько, сколько мне пришлось страдать, чтобы женщины и дети вновь мучались, изнывая от непосильною труда в поместьях. В ваших руках будущее родины и судьба всех мексиканцев, и, если наше дело погибнет, на вашу совесть, на вас, представляющих здесь закон и мудрость, падет вся ответственность.
Последние фразы было трудно разобрать, так как Вилья рыдал. Слезы лились по его загорелым, точно из дубленой кожи, щекам. В зале царило глубокое молчание. Даже противники Вильи были взволнованы, ведь оратор говорил от всего сердца.
19 сентября Вилья встретился с делегатами Сапаты, прибывшими в Агуаскалиентес. Они договорились действовать в Конвенте единым фронтом.
С прибытием представителей Сапаты сторонники Каррансы в Конвенте оказались в меньшинстве. Они стали выискивать предлог, чтобы покинуть заседание.
Их ораторы обвинили Вилью в том, что он якобы оказывает давление на участников Конвента. Они утверждали, будто войска Вильи окружают Агуаскалиентес.
Карранса направил Конвенту послание, в котором отказывался явиться лично и доложить о деятельности своего правительства. «Первый вождь» соглашался подать в отставку при условии, если Вилья оставит командование Северной дивизией, а Сапата — Освободительной армией юга и если оба они согласятся, как и сам дон Венус, покинуть страну и уехать за границу.
— Вилья и Сапата, — заявлял Карранса, — действуют в интересах реакции. Эти люди неграмотны. Их заявления и обращения пишутся другими. Они же их только подписывают.
Последнее больше всего возмутило Вилью.
— Разве я виновен в том, что неграмотен? — говорил он, отвечая дону Венусу. — Разве я виноват в том, что меня в детстве не учили? Но, несмотря на мою неграмотность, я все-таки принес пользу народу. А этого нельзя сказать о многих образованных людях.
Сгоряча Вилья просит Конвент: пусть расстреляют одновременно его и Каррансу, покончив, таким образом, навсегда спор между ними. Но Конвент, которому доложили об этом предложении Вильи, принял иное решение: отстранить Каррансу от власти, выразив ему благодарность за оказанные стране услуги, снять с поста командующего Северной дивизией Вилью, избрать временным президентом генерала Эулалио Гутьерреса, выступавшего в то время в поддержку Вильи. О Сапате не было принято никакого решения, так как полномочия его представителей в Конвенте еще не были подтверждены.
Вилья одобрил решение Конвента. Он заявил, что согласен уйти с поста командующего Северной дивизией. Однако Карранса отказался передать власть избранному Конвентом новому президенту Эулалио Гутьерресу. «Первый вождь» тут же покинул Мехико и выехал в Веракрус, который американские оккупанты услужливо эвакуировали. За доном Венусом последовала Северо-Восточная дивизия, командуютщий которой Пабло Гонсалес поддерживал Каррансу. «Первый вождь» заявил, что он не признает решения Конвента и намерен сражаться против правительства Эулалио Гутьерреса и всех, кто его поддерживает, т есть против Вильи и Салаты.
В числе сторонников Каррансы, покинувших Конвент, был Обрегон. В столице, все еще занятой солдатами, он опубликовал манифест, в котором стремился всячески очернить Вилью и призывал население выступить против него.
«Знайте, о добрые сыны Мексики, — возвещал Обрегон, — что с Панчо Вильей объединились все те, кто любит деньги, оргии, разврат, а с Венустиано Каррансой — все, кто любит страдания и готов идти на жертвы, все, кто, умерев, оставит своим детям в наследство свое честное имя… Мексиканские матери, мексиканские жены, мексиканские дочери! Станьте на колени перед алтарем родины в знак проклятья Франсиско Вильи, этого чудовища реакции, и взывайте к долгу ваших сыновей, мужей, отцов. Пусть они не допустят, чтобы предатели из Северной дивизии ворочали кинжалом во внутренностях родины».
Другой «одеколонщик», генерал Альварадо, писал: «Франсиско Вилья — это прототип примитивного животного, нервного, ловкого, челюсти которого перемалывают сырое мясо, грызут кости, проглатывают корни деревьев, раскалывают орехи и все то, что представляет собой обычную пищу африканских орангутангов… И если Франсиско Вилья физически выглядит крайне отвратительным — обезьяний взгляд, огромный слюнявый рот, лоб, испещренный
