Обрегон, стоявший на страже интересов, мексиканской буржуазии, проводил в отношении трудящихся политику кнута и пряника. С одной стороны, он сотрудничал с синдикалистскими лидерами, с другой — преследовал революционное движение. Опасаясь, как бы в стране вновь не вспыхнула волна крестьянских революционных выступлений, которая могла сомкнуться с выступлениями рабочих, Обрегон начал проводить земельную реформу. В местах, где особенно остро ощущался земельный голод, некоторые заброшенные поместья и земли, являвшиеся собственностью государства, были разделены.
Мир способствовал общему подъему жизни в стране. Оживилась торговля. Строились дома, школы и фабрики. Восстанавливались железнодорожные пути. Выходили новые газеты, журналы, книги. Революционные художники Давид Сикейрос, Диего Ривера и Хосе Ороско создавали монументальные фрески, в которых отображали борьбу мексиканского народа против иностранных поработителей и своих собственных угнетателей.
Много знаменательных перемен произошло и в поместье «Канутильо». Два года назад, когда сюда прибыл Панчо Вилья со своими верными соратниками, здесь все было в запустении. От построек оставались лишь стены, поля давно не обрабатывались. Не было ни семян, ни сельскохозяйственных орудий. Не было, на чем спать, на чем сесть и, главное, что есть.
Но привыкшие к голоду и холоду бойцы и их вождь не унывали. С песнями, шутками и прибаутками принялись они очищать территорию поместья, строить жилые помещения, готовиться к севу кукурузы. Правительство одолжило Вилье 250 тысяч песо. На эти деньги были приобретены строительные материалы, скот, семена и сельскохозяйственные машины, большим поклонником которых был Вилья. К новым владельцам «Канутильо» присоединились их верные подруги — солдадерас. К Вилье приехала его жена Люс Корраль с сыновьями.
На месте, где некогда находилась господская усадьба и помещения для пеонов, вырос новый благоустроенньш поселок со школой, которой было присвоено имя генерала Анхелеса, больницей, почтово-телеграфной конторой, библиотекой и другими городскими учреждениями. «Отсутствие культуры, — говорил Вилья своим друзьям, — наше несчастье. Нам нужны в первую очередь учителя, а не генералы».
Вилья участвовал во всех работах кооператива, трудился, как и все его товарищи, не покладая рук. Все его интересовало, он хотел и пытался учиться. Но времени для занятий оставалось немного. Большую часть дня Вилья проводил в поле, где работал вместе со своими неразлучными «братьями по крови и расе», как он называл пеонов и рабочих Мексики.
Дважды побывал Вилья за это время в столице. Первый раз он поехал, чтобы встретиться с доном Адольфо и поблагодарить его за участие в заключении мира. Второй раз Вилья прибыл в столицу с визитом к вновь избранному президенту Обрегону. К «одеколонщику» Панчо уже не питал прежней ненависти. Тот факт, что именно благодаря Обрегону был свергнут Карранса, примирил его с тем, кто нанес ему поражение у ворот Селайи.
Обрегон приветливо принял своего прежнего врага и обещал оказывать помощь труженикам «Канутильо». О прошлых распрях не вспоминали. Вилья вновь подтвердил, что не намерен участвовать в политической жизни. Расстались они, как добрые, старые друзья.
«Канутильо», точно магнит, притягивало к себе бывших бойцов Северной дивизии. К концу второго года на землях кооператива уже поселилось около двух тысяч старых соратников Вильи. Не без беспокойства отмечали журналисты, что все члены кооператива имели оружие — маузеры и винтовки. Но в этом не было ничего удивительного. Во время революции в Мексике все настолько привыкли к оружию, что оно превратилось в неотъемлемую часть мужского одеяния. И в городе и в сельских местностях все носили пистолеты и пускали их в ход, когда требовалось защитить поруганную честь, наказать грубияна или восстановить справедливость. Но две тысячи хорошо вооруженных и закаленных бойцов, возглавляемых Вильей, внушали немалый страх всем, кто эксплуатировал трудящихся. Ведь в любой момент Вилья и его мирные хлебопашцы могли оседлать коней, превратиться в грозную силу, повести за собой широкие массы бедняков на новую революцию, более глубокую и коренную, чем предыдущая.
Вилью посещали его старые друзья. Желанным гостем был инженер Торрес. Правительство обещало ему за участие в мирных переговорах с Вильей награду в 100 тысяч песо, но так ее и не выплатило. Радостно встречал Вилья доктора Хосе де Лилье Борху. Теперь доктор гордо именовал себя «хирургом, акушером и личным врачом генерала Франсиско Вильи».
Приезжали в «Канутильо» не только старые друзья. Бывали здесь и надоедливые журналисты, охотившиеся за очередными сенсациями, любопытные туристы из США, искавшие сильных ощущений и мечтавшие сняться с тем, кто отважился напасть на Колумбус. К Вилье шли ходоки из далеких асиенд с жалобами на непрекращавшиеся притеснения помещиков. Его посещали железнодорожники Торреона. К нему приходили вдовы безвестных героев революции и даже студенты и учителя. Из разговоров с ними Вилья узнавал о заботах и нуждах простых людей, о том, что в стране много несправедливости и народное недовольство растет, о том, что его братья по «крови и расе» готовы продолжать борьбу за более справедливый социальный порядок. Эти встречи и беседы убеждали Вилью в том, что народ продолжает верить в него и надеется на его защиту.
Теперь, впервые в своей жизни, Вилья получил возможность постоянно читать газеты и журналы, которых он выписывал великое множество. Он живо интересовался международными событиями, борьбой рабочих и крестьян в других странах мира. Однажды Вилью посетил революционный художник Ривас, побывавший в далекой России, где рабочие и крестьяне строили новое, справедливое общество.
— А не видел ли ты в России моего друга Джонни Рида? — спросил Вилья Риваса.
— Джонни Рид умер от тифа в Москве. Русские рабочие похоронили его на Красной площади, там, где покоятся останки героев их. революции. Ленин любил и уважал Рида, который рассказал людям всего мира о революции большевиков в книге «Десять дней, которые потрясли мир».
— Говорят, что Джонни Рид написал и о мексиканской революции книгу, в которой рассказал обо мне. Но я его книг не читал. Джонни Рид был хорошим американцем, он был революционером. Простые люди во всем мире были ему братьями. От него я впервые услышал слово «социализм». Вначале я думал, что это какая-то вещь, но Джонни объяснил мне, что социализм — такой порядок, при котором нет помещиков и капиталистов, а все люди живут в братстве и трудятся на благо всех.
У старого бойца появилась в «Канутильо» даже библиотека, которой он очень гордился. В ней были приключенческие романы Сальгари и Майн Рида, словари, сказки «Тысячи и одной ночи» и трактаты по поваренному искусству.
Панчо был занят мирными делами. Он думал только об
