Они двинулись но тропинке скромной метровой ширины, за которой открывалась расщелина в двести метров глубиной. Из-за стеклянного края и черного, поглощающего свет камня даже глаза космодесантника не могли различить, где тропа заканчивается. Вдоль стены шла натянутая страховочная веревка с пристегнутыми к ней ремнями, но легионеры не стали ими пользоваться. Они направились в глубь горы по тоннелю, который сужался медленно, но неуклонно. Расщелина уменьшилась до нескольких сантиметров в ширину.
В тоннелях Фароса стоял холод. Почти во всей пещерной системе ветер безостановочно дул снизу вверх, добавляя неработающие законы термодинамики к длинному списку странностей горы. Воздух приходил из теплой долины и внизу должен был иметь более высокую температуру, чем на вершине. Но влажный прибрежный ветер остывал, едва очутившись в горе. Влажность тоже была ниже ожидаемых значений и падала с каждым метром вверх. К тому моменту, как ветер выходил на вершине, он был полностью иссушен.
Они проделали долгий путь от главной локации «Альфа», но по-прежнему находились высоко над уровнем моря. На этом уровне влаги в воздухе почти не оставалось. Ветер, с уханьем вырывающийся из трещины в полу, обдавал их резкой сухостью, обжигающей ноздри.
В тоннеле темнело. Вскоре Дантиох и Полукс не видели ничего, кроме серых силуэтов друг друга на фоне полной тьмы. Всякий раз, как Дантиох протягивал руку к стене тоннеля и наталкивался на камень, это было внезапно: стояла кромешная тьма, глазу не за что было зацепиться. Четверть километра тоннель сужался, в конце концов им пришлось пригнуть головы. Трещина в полу стала такой тонкой, что в песне горного ветра, бьющей из нее, зазвучала настойчивая тоска.
Они повернули за угол и оказались в купольном зале двадцатиметровой высоты, встретившем их ярким светом электролампы. Черный проход вел во второй зал, идентичный по форме и расположению, так что вместе они образовывали пространство, похожее на пару легких. Прямо под лампой кристаллы камня холодно блестели, но материал неестественно приглушал свет, и освещенное пространство вскоре резко обрывалось. Рядом раздражающе гудел переносной генератор, питающий лампу. На страже его стоял сервитор.
Когда они приблизились, он развернулся всем телом, вставая к ним лицом.
— Кузнец войны. Капитан. Приветствие. — Голос был человеческим, но абсолютно лишенным эмоций. Направленные на них глаза были пустые и серебристые, как монеты. — Каков приказ?
— Приказов нет. Продолжай, модель девятьсот девяносто два.
— Подтверждение.
Дантиох подвел Полукса к стене.
— Посмотри, Алексис, вот поврежденный участок.
Сервитор послушно отковылял в сторону, чтобы они могли подойти поближе. Дантиох показал Полуксу трещины, покрывшие камень ромбовидным узором, который напоминал рыболовную сеть. Между трещинами сидели отломанные кусочки камня, готовые выскочить при малейшем движении.
— Эффект смещения. Фарос устроил землетрясение, — объяснил Полукс. — Я его устроил, — поражение добавил он.
— Да уж.
— Мы можем починить это? И нужно ли?
— Я не уверен, но не потому, что повреждения не сказываются на работе механизма. Именно поэтому мы здесь.
— Не понимаю. Друг мой, ты не очень ясно выражаешься.
— Если моя гипотеза верна, после наблюдений тебе не потребуется ничего объяснять. Девятьсот девяносто второй, выключи, пожалуйста, лампу.
— Подтверждение, — тупо произнес сервитор.
Он прошагал к генератору и отключил его неловким движением руки. Гул замолк, и на них вдруг навалился вес горы. Приглушенный шелест сквозняков в тоннелях начал походить на могучее дыхание, словно Фарос был гигантом, заснувшим на века.
Было время, когда они оба с недоверием отнеслись бы к своим впечатлениям. Они сказали бы, что это лишь воображение, что человеческий разум всегда проводит аналогии, когда пытается что-то понять. Но теперь, когда Галактику заполняли невозможные вещи, от таких ассоциаций больше не отмахивались.
Дантиох взглянул на хронометр на экране маски:
— Три секунды.
Гора состояла из камня во всех отношениях обычного: мелкозернистого базальта, выдавленного из мантии на дне древних океанов. Исключением были места, где ксеносы-архитекторы Фароса придали ей тот самый гладкий, блестящий черный вид. В системе тоннелей свет вел вопреки законам природы. Почти все время обработанный камень быстро поглощал его, но на закатах и рассветах все происходило наоборот. Песнь горы была одним из самых удивительных зрелищ на планете. Дантиох видел самые разные ужасы и чудеса, и все равно световая песня Фароса поражала его.
Когда солнце Соты опускалось за далекие Чернокаменные горы, последние лучи дня падали на отверстия западного склона. И этот свет не поглощался, а отражался, усиливался, выпускался с удвоенной силой.
Золотое сияние пробегало по пещерам Фароса лениво, как вода, льющаяся из кувшина. Свет огибал углы, спускался по закрученным шахтам, заливал полы огромных залов и сиял из неведомых глубин крупнейших расщелин. Он пронизывал каждый сантиметр бесконечных тоннелей. Ярче всего он становился в гигантском машинном зале, где располагались квантово-импульсные двигатели. Получив дополнительную энергию, он ускорялся, наполняя гору от подножия до вершины, за исключением пары мест — в Фаросе было несколько огромных пустот, куда свет не проникал и откуда казалось, что его вовсе нет.
Дантиоху никак не удавалось рассчитать, как такое было возможно. И медлительность света не была иллюзией, свет действительно замедлялся до семидесяти процентов от своей нормальной скорости и менее. Дантиох даже не мог определить по характеристикам феномена, в чем его цель или причина. Как и магос Карантин.
Но если Карантина это только раздражало — судя по его злому бинарному стрекотанию, — то Дантиох видел в феномене красоту.
Свет с различимым вздохом ворвался в двудольный зал.
Из главной локации «Альфа» феномен выглядел поразительно; возможность смотреть, как два мира заливает медовым светом, была настоящей привилегией. Из глубин горы световая песня ощущалась иначе и вызывала чувство единения с машиной, что сильно тревожило Дантиоха. Во время последних исследований он выяснил, что, когда свет падал на него в тоннеле, успокаивающий эффект Фароса усиливался до предела и он на мгновение забывал о боли.
Уверенность, что он поступает правильно, бальзамом проливалась на искалеченные душу и тело кузнеца войны. Он представлял, как стоит в главной локации «Альфа», узнав все тайны Фароса и открывая для Мстящего сына путь к победе. Как Хорус повержен, как действия Дантиоха возвращают честное имя его легиону… Фантазии. Сны горы. Они посещали всех, кто хоть немного пробыл у вершины. Лишь некоторые оказывались правдой, и Дантиох не питал иллюзий насчет своих мечтаний.
Он заслонил глаза рукой, чтобы оценить, как поведут себя трещины в камне. Когда из тоннеля в зал выкатилась золотая волна, в тонких щелях зажегся другой свет, зеленоватый, исходящий от минералов.
Феномен закончился. Свет погас. Зеленоватое свечение задержалось на несколько мгновений, но вскоре тоже потухло. Дантиох опустил руку.
— Девятьсот девяносто второй, свет! — приказал он.
Резкий свет лампы вспыхнул вновь.
— Видишь? — взволнованно спросил он, пробегая по
