И Бодлерам показалось, что в них опять ударила молния.
Глава шестая
Хотя слова «сделать скоропалительный вывод» просто такое выражение, а не реальное действие, это не менее опасно, чем сделать скоропалительный прыжок со скалы, или скоропалительно выпрыгнуть на рельсы впереди идущего поезда, или просто запрыгать от радости. Если прыгнуть в пропасть, вас, скорее всего, ждет болезненное приземление, если только внизу нет чего-нибудь смягчающего падение – например, большого количества воды или вороха папиросной бумаги. Если сделать скоропалительный прыжок перед идущим поездом, вас, скорее всего, ждет болезненная поездка, если только на вас нет противопоездного костюма. А прыгая от радости, можно набить себе болезненную шишку на голове, если сперва не удостовериться, что потолки над вами высокие. Но к сожалению, жизнерадостным людям не слишком свойственна предусмотрительность. Словом, очевидно, что единственный выход во всех случаях, связанных со скоропалительностью, – либо сперва удостовериться, что прыгаешь куда надо, либо не прыгать вовсе.
Однако невозможно обойтись без болезненных ощущений, когда делаешь скоропалительный вывод, да и удостовериться, что прыгаешь куда надо, тоже невозможно, поскольку «сделать скоропалительный вывод» означает «счесть что-то правдой, хотя неизвестно, правда ли это на самом деле». Когда бодлеровские сироты услышали от трех представительниц Совета, что Граф Олаф пойман, они пришли в невероятное волнение и тут же сделали вывод, что это правда.
– Это правда, – сказала одна из старейшин, что отнюдь не вывело детей из заблуждения, а наоборот. – Утром в городе появился мужчина с одной бровью и татуировкой в виде глаза на щиколотке.
– Значит, это Олаф, – сказала Вайолет, делая скоропалительный вывод.
– Ну разумеется, – подтвердила вторая Старейшина. – Он подходит под описание, которое дал мистер По, поэтому мы его сразу арестовали.
– Значит, это правда? – присоединился Клаус к сестре, не уступая ей в скоропалительности. – Вы и в самом деле поймали Графа Олафа?
– Ну разумеется, это правда, – с раздражением подтвердила третья старейшина. – Мы уже связались с «Дейли пунктилио», и они напишут об этом статью. Скоро весь мир узнает, что Граф Олаф наконец пойман.
– Ур-ра! – закричала Солнышко, в свою очередь делая скоропалительный вывод.
– Совет старейшин созывает экстренное собрание, – объявила старшая на вид женщина. Ее вороноподобная шляпа подпрыгивала от возбуждения.
– Все жители обязаны немедленно явиться в ратушу для обсуждения вопроса – что с ним делать. Все-таки существует правило номер девятнадцать тысяч восемьсот тридцать три, которое ни при каких условиях не допускает проникновения в город злодеев. За нарушение правила полагается сжигание на костре.
– Сжигание на костре?! – ужаснулась Вайолет.
– Ну да, – ответила старейшина. – Того, кто нарушает здешние правила, мы привязываем к деревянному столбу и разводим у него под ногами костер. Я потому и предупреждала вас о количестве орехов в горячем мороженом. Было бы все-таки жаль сжигать вас на костре.
– Вы хотите сказать, что за нарушение любого правила наказание будет одно и то же? – спросил Клаус.
– Естественно, – отозвалась старейшина. – Правило номер два четко определяет, что любого, нарушившего какое-нибудь правило, ждет костер. Ведь если мы не сожжем нарушителя, мы сами станем нарушителями и тогда кто-то должен будет сжечь нас. Понятно?
– Приблизительно, – ответила Вайолет, хотя, по правде говоря, ничего не поняла. И никто из Бодлеров не понял. Хотя они и относились к Графу Олафу с отвращением, им совсем не понравилась идея сжечь его на костре. Сжигание злодея на костре больше подходило бы злодею, но не птицепоклонникам.
– Но Граф Олаф не просто нарушил правило, – осторожно подбирая слова, проговорил Клаус. – Он совершил всевозможные преступления. Уместнее передать его в руки полиции, а не просто сжигать на костре.
– Как раз это можно обсудить на собрании, – согласилась старшая старейшина, – а сейчас поспешим, не то опоздаем. Гектор, спускайся вниз.
Гектор ничего не ответил, но спустился и последовал за тремя представительницами Совета старейшин, по-прежнему не отрывая глаз от земли. Бодлеры последовали за Гектором, и внутри у них все дрожало, пока они шли от дальнего квартала к центру, где повсюду сидели вороны, как и накануне, когда дети только прибыли в Г. П. В., у них все внутри дрожало от облегчения и радостного волнения, так как они считали, что Граф Олаф пойман, но вместе с тем дрожало от страха и нервного напряжения, так как их ужасала мысль, что его сожгут на костре. Наказание, установленное в Г. П. В. для нарушителей правил, напоминало Бодлерам о страшной гибели родителей, им не хотелось, чтобы сжигали кого бы то ни было, пусть даже самую подлую личность. Испытывать одновременно облегчение, радостное волнение, нервное напряжение и страх очень неприятно, и к тому моменту, как они дошли до ратуши, внутри у бодлеровских сирот все трепыхалось так, будто там махали крыльями вороны, те самые, которые копошились и бормотали повсюду, куда падал глаз.
Когда в животе у человека до такой степени трепыхается, хорошо бывает устроить короткую передышку, прилечь и попить какого-нибудь шипучего напитка. Но на это не было времени. Три представительницы Совета ввели детей в зал ратуши, увешанный портретами ворон. Там царило столпотворение, что в данном случае означало «толпились старейшины и горожане и что-то горячо обсуждали». Бодлеры обежали взглядом зал, ища Олафа, но все поле зрения заслоняли качающиеся вороноподобные шляпы.
– Пора начинать собрание! – провозгласил один из членов Совета.
– Старейшины! Займите свои места на скамье! Горожане, займите свои места на складных стульях!
Горожане разом замолчали и поспешили сесть, возможно опасаясь быть сожженными на костре, если они не поторопятся. Вайолет с Клаусом уселись рядом с Гектором, который по-прежнему молчал и не поднимал глаз, и посадили Солнышко себе на колени, чтобы ей было видно.
– Гектор, проведи капитана Люсиану и Графа на помост и начнем обсуждение, – приказал один из Старейшин, когда все расселись по местам.
– В этом нет никакой необходимости! – раздался начальственный голос откуда-то сзади. Дети обернулись и увидели капитана Люсиану и ее широко улыбающийся из-под забрала ярко-красный рот. – Я сама могу дойти до помоста. Как-никак я – начальник полиции.
– Это верно, – сказал еще один старейшина, и несколько сидящих на длинной скамье закивали своими вороньими шляпами. Люсиана зашагала к помосту, громыхая высокими черными сапогами по блестящему полу.
– Я горжусь тем, – гордо произнесла начальник полиции Люсиана, – что уже произвела первый арест на посту начальника полиции. Потрясающе, согласитесь?
– Правильно, правильно! – послышались возгласы среди жителей города.
– А теперь, – продолжала Люсиана, – познакомимся с человеком, которого мы все мечтаем сжечь на костре. С Графом Олафом!
И, сделав величественный жест рукой, Люсиана спустилась с помоста, прогромыхала в конец зала и стащила со складного стула какого-то испуганного человека. На нем был мятый костюм, порванный на плече, и пара блестящих серебряных наручников. Он
