Из тюрьмы Леониду Антоновичу предстояло ехать в резиденцию генерал-губернатора, предстоял обед в честь прибывшего в Ташкент барона Фредерикса, особы весьма приближенной к государю.
России нужна крепкая, железная рука… Ежовые рукавицы ей нужны… Интересно, сколько на самом деле живет клоп?
Квицинский просил моему двоюродному деду три года ссылки без суда. Поскромничал.
«Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора отделение 1-ое.
Секретно.
Начальнику Туркестанского Охранного отделения.
Вследствие представления и на основании п. I ст. 15 Туркестанского Положения Главный Начальник края разрешает выслать туземца Абду-Вахид Кары Абду-Рауф Кариева в Тульскую губернию сроком на пять лет.
Об этом Канцелярия уведомляет для сведения, присовокупляя, что о высылке Кариева сообщено Военному губернатору Сыр-Дарьинской области.
Зав. Канцелярией полковник подпись неразборчива».
Это в августе 1909 года. День на листе срезан, а номер есть — 1367.
Год 22-й. Реконструкция по воспоминаниям
Автомобиль слишком жестко прыгал на булыжнике, и шофер-механик правительственного гаража, Август Петрович Репман, недовольно глянул на своего помощника. Перекачал шины, перестарался парень.
Должность помощника шофера ввели недавно, и не от хорошей жизни. Автомобили в гараже ЦК были старые, бензин низкого качества. Запальные свечи забивались… Куда справиться одному, если каждая деталь и каждый узел грозил отказать. Помощника Август Петрович искал не слишком долго, взял к себе пасынка Валентина. Валентин смышлен, деловит и аккуратен во всем. Только вот старательность его иногда была чрезмерной. Разве можно так перекачивать баллоны, да еще когда под колесами булыжник?
Август Петрович Репман редко возил Икрамова — нового секретаря ЦК. Его избрали недавно, заведовал он до этого учраспредом, занимался национальными кадрами, а потом, когда обсуждались задачи нэпа в Туркестане, выступил неожиданно обстоятельно, как экономист, и, хотя в Туркестане многие не понимали этой новой идеи В. И. Ленина, Икрамов на ленинскую точку зрения встал твердо.
Август Петрович Репман на пленуме не был, но на VI съезде Компартии Туркестана присутствовал как старый коммунист и речь Икрамова слушал с удовольствием.
Автомобиль трясло сильно, булыжник был круглый, ядреный, из мостовой выпирал неравномерно.
— Перекачал, — сказал Репман помощнику.
— Понял, — сказал Валентин, мотнув стриженой головой.
«Тальбот» — фирма уважаемая, Репман в довоенное время возил на такой же машине самого морского министра… Кто знает, сколько бы он возил министра, может, и в императорский гараж попал бы, если бы в самый канун революции, в декабре шестнадцатого, не обнаружили у него в машине под сиденьем, предназначенным для министра, целой пачки большевистских брошюрок, которые Август Петрович захватил с собой из Гельсингфорса.
Возле мечети Шейхантаур Икрамов сказал:
— Здесь, пожалуйста, влево, Август Петрович. Проедем?
Проехать-то проедем, про себя сказал Репман, а вот как выезжать будем? Пятиться придется.
Так и получилось. Икрамов вышел возле обычного азиатского дома и вскоре вернулся, сопровождая старика в огромной белой чалме.
Старик усмехался в седую бороду, Икрамов тоже улыбался, но одними глазами.
— Валентин, — сказал Август Петрович.
Помощник выскочил с заводной ручкой, на мгновение скрылся за капотом и радиатором, а потом стал крутить ручку так неистово, что Август Петрович тоже улыбнулся. Круглая голова Валентина то появлялась, то исчезала, пока мотор не заработал.
— В Наркомюст, Август Петрович, пожалуйста.
Детишки высыпали со всех дворов, переулков, тупичков, но к машине подходить боялись, жались возле дувалов, глазели жадно, следили за каждым движением шофера.
Август Петрович включил заднюю скорость и нажал резиновую грушу клаксона: па-а-ак!
Пятились они долго, и седоки молчали. Когда выехали на нормальную дорогу, Икрамов что-то по-своему сказал мулле. Август Петрович языка не знал, но понял, что секретарь ЦК называет муллу учителем. А вообще-то прислушиваться он не хотел.
Мы от всей души благодарим, домла, за помощь. Конечно, Советская власть на данном этапе должна бороться с религией, но ведь это временно, пока религия воюет с нами, стреляет в нас из винтовок и режет нас ножами.
— Я много раз говорил, Акмальджан, что религиозный человек не должен выступать против власти. Как все несчастья в мире, любая власть послана нам всевышним. Власть как холера, как чума Все равно — какая власть. Ваша, царская, эмирская или ханская. При хане в Хиве для ислама было еще хуже И при эмире Алимхане только мракобесы и невежды считались людьми религиозными. Религия должна быть отдельно от власти Бог в душе, царь в мире.
Секретарь ЦК слушал муллу серьезно. Не перебивал.
— Я всегда, продолжал тот, не считал себя вправе поправлять правительство, я только просил… Видишь, что получалось.
— Видите ли, домла, говорил секретарь. — Надо, чтобы вы стали членом коллегии Наркомюста, чтобы переход от суда шариатского к суду народному не воспринимался в качестве насилия.
У киргизов в степях еще при царе народных судей ввели Что толку?
— Это была фикция, обман. Мы же хотим настоящий, справедливый суд. Разве шариатские судьи судили по справедливости? Вы же знаете, домла…
«Тальбот» подкатил к белому зданию с колоннами и часовыми у входа.
— Вас ждать, товарищ Икрамов? — спросил шофер.
— Меня не надо, я на трамвае доеду, а вот старика этого надо потом обязательно доставить домой. Необходимо оказать ему уважение, которое будет заметно всем. Отвезите его, если это не очень трудно, Август Петрович.
Наркомюст республики занимал три комнаты в здании, где помещалось еще с десяток наркоматов и комитетов, но все учреждения работали сейчас во дворе под навесами, потому что в доме морили клопов и начинался ремонт. Сквозь задраенные окна из дома во двор несло серой, которую жгли внутри на противнях.
Члены коллегии Наркомюста все сплошь были людьми молодыми, старшему из них было двадцать восемь. Они встали, увидев гостей. Но не из-за секретаря ЦК встали, а из-за старика в чалме. И поздоровались с ним с первым.
Икрамов сел за письменный стол сбоку, колени остро уперлись в дерево, и он встал.
— Товарищи! Мулла Абдувахид Кариев, бывший член Государственной думы. При царе преследовался за связь с левыми партиями, был закован в кандалы, некоторое время сидел в этом самом доме, потом был сослан и вернулся под надзор полиции. В годы революции мы опирались на его порядочность в борьбе против улемистов. Домла дал мне предварительное согласие войти в коллегию Наркомюста.
— Акмаль, — перебил его мулла.
— Я сказал предварительное, я не сказал окончательное согласие. Думаю, что товарищи постараются вас уговорить, домла. Кто им поможет разобраться? Кто, если не вы, домла?
Продолжение этого эпизода изложу в документах. Сын Абдувахида Кариева пишет:
«В 1925 году в Мекке проходил Всемирный мусульманский конгресс, где решался вопрос об избрании халифа. На этот конгресс Советское правительство послало в качестве представителя от Туркестана Абдувахида-коры. Я провожал его из Москвы. Советское правительство поручило ему не голосовать за халифа. Он выполнил это поручение.
Абдувахид-коры был очень религиозным человеком, в то же время стремился к светским наукам, придерживался прогрессивных взглядов. После Февральской революции он отдал меня в Николаевскую гимназию, а потом отправил моих старших и младших братьев
