Вышинский. А о троцкистских делах?
Крестинский. Мы с ним не говорили. Я троцкистом не был.
Вышинский. Никогда не говорили?
Крестинский. Никогда.
Вышинский. Значит, Бессонов говорит неправду, а вы говорите правду. Вы всегда говорите правду?
Крестинский. Нет.
Вышинский. Не всегда. Подсудимый Крестинский, нам придется с вами разбираться в серьезных делах и горячиться не нужно. Следовательно, Бессонов говорит неправду?
(Почему на реплику Крестинского «нет» прокурор реагирует фразой, в которой уговаривает подсудимого не горячиться? — К. И.).
Крестинский. Да.
Вышинский. Но вы тоже не всегда говорите правду Верно?
Крестинский. Не всегда говорил правду во время следствия.
Вышинский. А в другое время говорите всегда правду?
Крестинский. Правду.
Вышинский. Почему же такое неуважение к следствию: когда ведут следствие, вы говорите неправду? Объясните.
Крестинский. (Молчит).
Вышинский. Ответов не слышу. Вопросов не имею. Подсудимый Бессонов, когда имели место ваши разговоры с Крестинским о троцкистских делах?
Бессонов. В Берлине был не первый разговор, а второй.
Вышинский. А где был первый?
Бессонов. Первый имел место в Москве, в мае 1933 года.
Вышинский. При каких обстоятельствах, когда и о чем именно вы говорили с Крестинским в Москве о троцкистских делах?
Бессонов. Вернувшись в Москву со всей торговой организацией из Англии, я был назначен советником полпредства СССР в Германии. Прежде чем принять этот пост, я имел длительную беседу с Пятаковым и Крестинским.
Вышинский. Пятаков меня сейчас не интересует, сейчас меня интересует Крестинский. Где вы разговаривали с ним?
Бессонов. В кабинете Крестинского, в НКИД.
Вышинский. О троцкистских делах?
Бессонов. Да, Крестинский мне сказал, что на основе рекомендации и разговора Пятакова он считает необходимым со мною говорить совершенно откровенно относительно тех задач, которые стоят передо мною в Берлине. Он сказал мне, что он уже говорил о моем назначении с немцами, московскими немцами, имея в виду немецкое посольство в Москве.
Председательствующий. Подсудимый Бессонов, вы не забыли моего предупреждения в начале судебного следствия?
Бессонов. То, что я хочу сказать, ни в какой степени, вероятно, не затрагивает чести ни одного из посольств, и что германская страна довольна моим назначением, потому что я долго работал в Германии, хорошо знаю Германию, и они меня знают, и что с этой точки зрения они довольны тем, что имеют знакомую фигуру Действительный смысл, конечно, всего этого замечания заключался в том, что очень ярко формулировал раньше до этого Пятаков, неоднократно до этого говорил мне и Крестинский, что моя работа в Германии в течение 1931–1932 годов, безусловно, создала мне как члену троцкистской организации определенную популярность и симпатии среди известных кругов германских промышленников и отчасти германских военных, популярность, которая теперь должна быть использована для новых задач. Эти задачи Крестинский формулировал следующим образом…
Вышинский. Коротко, потому что я думаю, что об этих задачах будет говорить сам Крестинский позже.
Бессонов. Если бы совершенно кратко формулировать основные мысли Крестинского и то задание, которое я от него получил, — оно заключалось в том, что я на должности советника Берлинского полпредства должен в первую очередь и раньше всего приложить все усилия к тому, чтобы задержать и по возможности не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на обычном, нормальном дипломатическом пути.
(Напоминаю, что процесс происходил в марте 1938 года, через год с небольшим был достигнут полный контакт с фашистской Германией. Гитлер стал тогда, по словам наших газет, любимым вождем немецкого народа, состоялось подписание пакта и множества торговых соглашений. Привлекает внимание попытка Государственного обвинителя сложить вину за отсутствие хороших отношений между СССР и Германией на врагов народа. — К. И.).
Вышинский. Подсудимый Крестинский, вы не припомните таких «дипломатических» разговоров с Бессоновым?
Крестинский. Нет, у нас не было таких разговоров.
Вышинский. Вообще не было дипломатических разговоров?
Крестинский. Я не совсем расслышал, что говорил Бессонов в последнюю минуту. Здесь плохо слышно.
Вышинский. А вы очень близко к нему сидите.
Крестинский. Здесь сзади плохо слышно то, что говорит Бессонов.
(Может быть, Н. Н. Крестинский считает нужным занять позицию более удобную для ведения защиты, для того, чтобы его все видели. — К. И.).
Вышинский. Разрешите мне просить вас, товарищ председатель, пересадить Крестинского поближе к Бессонову, чтобы он хорошо слышал, а то я опасаюсь, что в наиболее острые моменты Крестинскому будет изменять слух.
(Крестинский пересаживается ближе к Бессонову.)
Вышинский. Я прошу Бессонова специально для Крестинского повторить то, что он сказал, а Крестинского попрошу внимательно слушать: напрячь свой слух.
Бессонов. Я повторяю. Задание, которое я тогда получил от Крестинского, заключалось в том, что я на должности советника Берлинского полпредства СССР, где я, конечно, располагаю известными возможностями для осуществления этой задачи, должен всеми доступными мне средствами, — само собой разумеется, соблюдая весь дипломатический декорум, — всеми доступными мне средствами помешать, задержать, не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на нормальном дипломатическом пути и тем самым вынудить немцев искать нелегальных, недипломатических, секретных и тайных путей к соглашению с троцкистской организацией.
Вышинский. Вы слышали это?
Крестинский. Да.
Вышинский. У вас в мае 1933 года были разговоры с Бессоновым?
Крестинский. У меня были разговоры с Бессоновым перед его отправлением в Берлин.
Вышинский. Были. О чем, не помните?
Крестинский. Я не помню деталей.
Вышинский. Вы деталей не помните, а Бессонов помнит.
Крестинский. Не было ни одного звука о троцкистских установках.
Вышинский. Вы говорили о том, что он должен делать за границей или не говорили?
Крестинский. Да.
Вышинский. Что он должен делать?
Крестинский. Что он должен стараться создавать нормальные отношения в тех пределах, в которых это возможно.
Вышинский. В каких возможно. А если невозможно?
Крестинский. Если не будет удаваться — другое дело, но он должен стараться.
(Обратите внимание, как четко, здраво, исчерпывающе и лаконично звучат ответы Н. Н. Крестинского. — К. И.).
Вышинский. Обвиняемый Бессонов, правильно говорит Крестинский?
Бессонов. Совершенно неправильно. Больше того, Крестинский в этом разговоре дал мне подробную организационную директиву, каким образом я должен с ним сноситься в будущем…
…Крестинский был расстрелян, Бессонов получил пятнадцать лет и умер в лагерях. Если бы он остался жив, простить необходимо! Не понять и простить, но простить и понять.
Вышинский. Вы слышите, что Бессонов достаточно подробно говорит о ваших разговорах, которые носят далеко не такой характер, который вы им придаете. Как же быть?
Крестинский. Таких разговоров не было, хотя на очной ставке, которая была в январе месяце, я часть разговора признал.
Вышинский. Вы на очной ставке с Бессоновым подтверждали эту часть?
Крестинский. Да.
Вышинский. Значит, был такой разговор?
Крестинский. Нет.
Вышинский. Значит, то, что говорит Бессонов, надо понимать наоборот?
Крестинский. Не всегда.
Вышинский. Но ваше признание?
Крестинский. На следствии я несколько раз давал неправильные показания.
Вышинский. Вы говорили, что «в состав
