— Дело в том, что я — не я, — тихо произнесла Персефона. — Я не тот человек, которого ты любишь. Этот человек никогда не существовал, а то, что ты рисуешь меня той, кем я не являюсь… разрушает тебя. Мы провели вместе лишь один хороший день, все остальные дни были ужасными. Я была несчастна, и когда поняла, что больше не хочу быть твоей женой, ты убедил себя в том, что любишь меня. Но ты никогда не любил меня. Ты любил человека, которого никогда не существовало.
Из моих глаз брызнули слезы, и стали капать на джинсы. В приступе отчаяния я сильно ущипнула себя за локоть, но боли не почувствовала. Я застряла здесь.
— Скажи мне, — произнесла Персефона. — Был ли это поцелуй, который ты воображал последние тысячи лет? Твое сердце остановилось? Комната стала вращаться? Все остальное померкло?
Ожидая ответа Генри, я перестала дышать и подняла голову. Персефона все еще сидела у него на коленях, и они смотрели друг на друга с такой глубиной, что я подумала он снова ее поцелует, но потом увидела. Увидела, что между ними появилось расстояние, как если бы Персефона физически отстранилась от него. Как если бы он держал ее на расстоянии вытянутой руки.
По прошествии нескольких секунд во мне зародилось семя надежды, и я медленно поднялась на шатающихся ногах, чтобы подойти к ним ближе, и не упустить, что он скажет.
Но стоило мне сделать шаг, он снова уничтожил разделявшее их расстояние, и она не стала останавливать его. У меня перехватило дыхание, и когда мир вокруг начал таять, Генри и Персефона исчезли.
***
Остаток ночи я провела, плача в постели; рядом со мной калачиком свернулся Пого. Примерно каждые пол часа он просыпался и начинал лизать мне щеки, но потом снова засыпал. Так просто мне не везло.
Какой бы урок Персефона ни пыталась преподать Генри, у нее ничего не получилось, и даже если завтра она покинет дворец, это не изменит того факта, что Генри всегда будет любить ее больше. Я хотела испытывать к ней ненависть, но не Персефона была причиной того, что наш брак распадался. Это я решила разыскать свою сестру, а когда нашла, то убедила вернуться к прежней жизни, хотя прекрасно осознавала, какими могут быть последствия того, что Генри увидит ее снова. Она лишь пыталась посеять между ними холод… извращенным способом, который в итоге ничем не помог, но все же пыталась.
Теперь я окончательно потеряла Генри.
Звук открывающейся двери спальни вывел меня из легкой дремоты. Пого потянулся, и когда я села в постели, он плюхнулся мне на колени, явно не желая отпускать.
В дверном проеме возник Генри, и мы долгое время просто смотрели друг на друга. Его неподвластное старению лицо осунулось, а уголки губ опустились. Он выглядел так, будто не спал уже несколько недель.
Наконец он вошел в комнату и закрыл за собой зверь. Не подходя к кровати, он направился к своему шкафу и начал перебирать одежду. Я вытерла щеки, чтобы убрать все следы слез, но они и так были сухими.
Когда он взял свежую рубашку, которая ничем не отличалась от той, в которую он уже был одет, я ждала, что он что-то скажет, но он, не говоря ни слова, исчез в ванной, как будто меня и не было.
Пока он отсутствовал, я размышляла стоит ли и дальше делать вид, что все в прядке. Трусиха во мне хотела поступить именно так, но в то же время я понимала, что если попытаюсь что-то изменить, то стану такой же несчастной, какой была Персефона. Я больше не хотела быть несчастной. Я не могла тратить свою жизнь в ожидании момента, когда Генри отпустит чувства к Персефоне, и обратит на меня внимание.
Когда он вышел, я уже знала, что скажу. Все внутри меня кричало в протест словам, которые текли из уст, но я должна была их произнести, а Генри должен был их услышать.
— Я больше так не могу.
Мои слова были лишь шёпотом, но Генри остановился на пол пути к выходу. Он не посмотрел на меня, но его руки сжались в кулаки, а на шее проступили вены, прямо как в комнате, полной окон. Меня захлестнуло чувство отвращения к самой себе. Я собиралась сделать с ним то же, что сделала Персефона. Я собиралась сдаться. Не дав нам шанса, я решила всё закончить.
Нет, сдалась не я, это сделал Генри. Сдался в тот момент, когда не захотел коснуться меня, когда перестал относиться как к своей жене. Он завел нас обоих в тупик, а я перестала искать выход. Я ничего не могла сделать, не могла подобрать волшебных слов, которые помогли бы исправить ситуацию.
— Больше так не можешь? О чем ты? — в каждом слове Генри чувствовалось напряжение, ему как будто приходилось прилагать огромные усилия, чтобы выдавить их. Мои ладошки вспотели, и мне страшно захотелось забрать свои слова обратно, извиниться и молить его поговорить со мной, чтобы мы во всем разобрались, но я понимала, что это не поможет. Даже если мы поговорим, завтра все вернется к прежнему положению, и ни один из нас не станет счастлив. Я не хотела этого для него. И не хотела для себя.
— Обо всем, — мягко начала я. — О нас. В прошлом году, когда мы… до нашей свадьбы я думала, что все будет идеально, и что с тобой я буду счастливее, чем за всю свою прежнюю жизнь. Думала, что с каждым днем буду все сильнее влюбляться. Но как бы я ни любила тебя, я не получаю ответа, поэтому я больше так не могу.
Генри даже не двигался. Я хотела, чтобы он подошел к кровати, взял меня за руку и сказал, что ему жаль, что он будет стараться изо всех сил, но он этого не сделал. Вместо этого уставился на дверь. — Могу я спросить, что послужило такому решению?
Я вспомнила за слона в комнате. За то, чего не должна была увидеть. За то, что изменило все. — Ты поцеловал Персефону.
На его лице отобразились сразу несколько эмоций. Шок, стыд, унижение, гнев, боль и… облегчение? Да, оно тоже. — Не ожидал, что она расскажет тебе об этом. Прошу прощения.
Повисла мертвая тишина. Я много чего ожидала от него услышать, но не этого. — Больше тебе нечего сказать? — выпалила я. — Ты просишь прощения, что я узнала? Персефона ничего не