Клози, взяв ее за руку, вздохнула не без зависти.
– Чудесное кольцо, Твое Высочество, такое красивое, такое большое! Здоровское кольцо!
– Подарила бы тебе его с удовольствием, – хмыкнула Бруни, – но не могу!
Они ушли, переговариваясь.
В маленькой комнате позади примерочной Артазель, сидя за столом, с воодушевлением набрасывал на большом листе бумаги эскизы свадебного платья и даже не подозревал, что совсем рядом с ним находится Его Величество Редьярд Третий…
Король со счастливой улыбкой отпрянул от потайного глазка. Услышав в коридоре разговор Бруни и Клозильды, он не зря нырнул в этот секретный кабинет, из которого примерочная была видна как на ладони!
Редьярд поправил ставший тесным гульфик… Маленький портной прав!
Какая мощь!
Какая скульптурность!
Какая пластика!
Все это должно оказаться в его руках! В одежде… А лучше без нее!
* * *Большой поэтический турнир начинался сразу после Весеннего бала, подобно паводку затопляя городские площади. Труверы, менестрели, стихоплеты и графоманы читали почтенной публике свои шедевры, соревнуясь в звучности голосов и артистизме. Любой мог принять участие в соревновании, но надо сказать, что публика в Вишенроге, как и во всяком столичном городе, была избалована зрелищами и неплохо разбиралась в стихах. Поэтому в следующий круг турнира – квартальный – выходили немногие. Большинство же было освистано и прогнано прочь, иногда – пинками.
В наступающих сумерках рядом с фургоном горел костерок, бросая на его аляповато раскрашенную стену танцующие отблески. Они оживляли изображение эльфийки, которое начинало соблазнительно шевелиться. С площади звучал сильный и срывающийся от волнения голос молодого поэта:
Клин журавлиный, тянущийся ввысь,Дарит сердцу – печаль, а мечте – колыбель.Невзирая на все и живя невзначай,Нарисуй мне на облакеБелую дверь.Дома, смотрящие на площадь фасадами, заглушали чтеца, и казалось, его голос звучит издалека – то ли из прошлого, то ли из будущего.
К своим собственным снам на рассвете вернись,Опустив мне в ладони серебряной искрой,Невесомым пером и дыханьем небыстрымСюжет для романаС названием «Жизнь».Гент Мертвая голова, сидящий на приступочке фургона, покачал головой и хмыкнул.
– Придумают тоже! Роман с названием «Жизнь»!
– Ничего удивительного, – возразила Алли, задумчиво помешивая морс в висящем на распорках над огнем котелке. – Каждый из нас проживает свою историю, которую вполне можно назвать романом!
– Мне по вкусу героические баллады, – засмеялся Гент, – там есть размах и вообще есть чему поучиться.
В неуклонно надвигающейся на Вишенрог ночи голос поэта взял финальную ноту:
Я вот этим ключом отопру все замки,И не скрипнут блестящие петли случайно…Мы, как небо и птица, стали близки,Называя друг другаМечтой и печалью*.– Какая чушь! – послышался скрипучий голос магистра Иживолиса. – Алли, где мой морс?
Девушка молча налила морса в кружку и передала Генту, который протянул ее в темноту фургона.
– Вы никогда не верили в любовь, мэтр, – грустно произнесла она, разливая оставшийся напиток по кружкам для себя и Гентукки. – И, наверное, никогда не поверите! А между тем она существует!
– Нет ничего более эфемерного, чем любовь, – прозвучало из фургона. – Прекрасный призрак, за которым люди носятся, сломя голову, забывая о собственном благополучии. Некоторым кажется, будто они наконец достигли ее… И они любуются ею с улыбкой слабоумных, не подозревая, что перед ними пустота.
– Подозреваю, что вы говорите страшные вещи, мэтр, – ухмыльнулся Гент, – но поскольку они ко мне не относятся, мне проще. А вот Алли сейчас расплачется…
– Не дождешься, – вскинула подбородок та. Ее глаза блестели. – Мэтр, вы, как всегда, правы! Я – та, что в поисках любви носится по всему Тикрею, сломя голову и забывая о собственном благополучии. Хотя я предпочла бы найти ее рядом…
– И мы называли бы друг друга «мечтой и печалью»? – голос Людвина сочился ядом.
Алли только головой покачала. Запрокинув голову, загляделась на звезды.
– Иногда мне хочется, чтобы этот мир исчез, – пробормотала она, – в нем так много боли!
– Ни капли, – мэтр Иживолис откинул занавесь и появился на пороге фургона, – вся боль только в твоей голове, девочка! Налей мне еще морса!
Котелок был пуст. Тяжело вздохнув, девушка поднялась, сняла с крюка в стене фургона ведро и пошла за водой к ближайшему колодцу.
Гентукки пересел к костру, освобождая свое место для магистра. Протянул ладони к огню.
– Когда мы двинемся дальше, мэтр? Сразу после окончания турнира?
Людвин тоже посмотрел на небо.
– Боюсь, – сказал он, – нам придется задержаться.
Гент Мертвая голова посмотрел на него с удивлением, но промолчал.
С площади доносились крики толпы в поддержку поэта.
– Любви не существует, – вдруг проговорил магистр и скрылся в фургоне. И уже оттуда добавил: – В отличие от сострадания.
* * *Глава клана Смертей-с-ветки Дархан Асаш откинул полог молельни и шагнул внутрь. Клан с незапамятных времен жил в лесах к северу от Вишенрога, стараясь свести общение с людьми на нет. Но, к сожалению, люди быстро научились производить такие вещи, которые оборотни делать не умели. Поэтому приходилось посещать ближайшие ярмарки, меняя звериные шкуры и целебные травы на оружие и полезные в быту мелочи, без которых фарги устраивали настоящие домашние скандалы.
В маленькой – два на два шага – молельне было темно. Несколько полосок света – из прорех в шкурах, накрывающих шалаш, – разрезали темноту, как сияющие лезвия. Дархан сел, скрестив ноги, и прикрыл веки. В темноте под ними вспыхнули две злые желтые точки. Были времена, когда он, от всего сердца молясь Арристо, видел под веками лишь темноту. И тогда хотелось плакать в небо, как котенку, брошенному матерью в пургу. Но однажды он снова увидел их – глаза бога. И с тех пор видел постоянно, когда молился, с радостью отмечая, как в ответ на его молитвы ярче становятся сакральные огни. Молился глава клана нечасто. Суровая жизнь в лесах оставляла время лишь на выживание, да и молитва не приносила покоя. Вместо него почему-то вспоминались старые обиды – между своими, между своими и чужими. Вот, например, совсем недавно – как гнали парни из соседней деревеньки рыжего Зохана, посмевшего подружиться с человеческой девчонкой. Не было между ними ничего – он, глава, почуял бы. Лишь интерес друг к другу молодых сердец, бившихся в одинаковом авантюрном ритме. Возможно, позже из этого и выросло бы что-то большее, если бы не удар вилами в спину рыжему пацаненку. Удар, от которого он не оправился и до сих пор, несмотря на совместные усилия клановой знахарки Золлы и человеческой ведьмы Эстель, пришедшей на
