— Почему ты не повиновался моему слуге?
— А должен был?
— Я так думал.
— Я и тебе подчиняться не должен, что мне твой слуга? — Историк решил придерживаться прежней стратегии, которая уже сослужила ему добрую службу, и говорить искренне.
— Забавно, забавно…
— Что именно?
— Речи твои так не похожи на местных.
— Чем же?
— Они — люди неиспорченные, в каком-то смысле наивные. Для них свобода — естественное состояние, так что, если ее отнять, они сначала даже не заметят этого. Это я про твоего друга говорю. Он ведь местный староста, если я не ошибаюсь?
— Ты противоречишь сам себе.
— Нисколько. Если человек не допускает мысли о том, что кто-то покусится на его свободу, он до последнего будет верить в то, что просто что-то не так понял.
— Странные речи для православного христианина.
— А много ли ты знаешь о христианстве?
— Достаточно.
— Даже так?
Марселю показалось, что в голосе собеседника прозвучало удивление, однако уже в следующий момент священник снова заговорил прежним тоном:
— Откуда же тебе, друг мой, известно о нас? На путешественника ты не похож. И, судя по всему, не жрец.
— Я любознателен.
— Это я вижу. А еще я вижу, что тебе здесь не место. Так кто же ты?
Это заявление не понравилось ученому. Он подумал, что слишком увлекся самолюбованием и впредь стоит быть осторожнее. Кирилл искусно сыграл на его самолюбии, выделив среди прочих, и теперь, по всей видимости, решил, не откладывая дела в долгий ящик, вывести его на чистую воду. Неужели он производил впечатление настолько глупого человека? Откашлявшись, Марсель представился:
— Меня здесь прозвали Баламошкой.
— Странное имя.
— Какое есть. И — да, я действительно не здешний, пришел всего год назад.
— А до этого? — Перемена в собеседнике не осталась незамеченной, и теперь голос из-под капюшона звучал озадаченно.
— Не помню, — пожал плечами Марсель. — Память напрочь отшибло.
— Ты знаешь, почему я попросил тебя остаться? — Получив необходимый объем информации, священник, похоже, расслабился и заговорил совершенно обыденным тоном.
— Потому, что я не такой, как все? — пожал плечами Марсель.
— Каждый из нас отличается от других, у Бога богатое воображение. Но еще меня заинтересовала твоя маска. Зачем она тебе?
— Шутки ради.
— Значит, ты не скрываешь лицо?
— Нет, конечно.
Сняв с себя изображение Велеса, историк предстал перед собеседником в своем истинном обличье и удивился, когда тот рассмеялся с довольным видом.
— Что так развеселило тебя?
— Сейчас увидишь.
Марсель с любопытством наблюдал за тем, как мужчина медленно повернулся к нему и, подняв руки, откинул капюшон. Под ним оказалась маска, скрывавшая большую часть лица. Видя нетерпение собеседника, священник усмехнулся и снял этот последний атрибут таинственности. В следующий момент историк даже зажмурился на секунду — Кирилл внешне оказался так сильно похож на него, что мог бы сойти за его брата-близнеца. Конечно, при более детальном рассмотрении между ними можно было найти достаточно различий, однако сходство было очень сильным. Присмотревшись, Марсель даже присвистнул от удивления: на правой щеке Кирилла он заметил такой же шрам, как и на своем лице.
— Поразительно, — прошептал историк и добавил, обращаясь к Кириллу, который с улыбкой смотрел на него:
— А что же, святой отец, у тебя на лице? Свой шрам я заработал, когда крышу чинил. Почему-то мне кажется, что ты такими делами не занимаешься.
— Ты прав. — Положив маску на стол, странник сразу стал похож на самого обычного человека, чем сильно порадовал Марселя. — К ремеслу я не приучен. Однако и священником был не всегда.
— Кем же ты был до инициации?
— Ого, — прищурился Кирилл. — Такие слова редко можно услышать от язычника.
Поняв, что сболтнул лишнее, историк поджал губы и сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Помолчав несколько секунд, священник понимающе кивнул и ответил на вопрос:
— Скажем так, в прежние времена я владел мечом лучше, чем кадилом.
— Наемник? Неужели? — Марсель был удивлен таким поворотом и теперь пытался по-новому оценить человека, который сидел напротив. — И почему же…
— Почему я решил изменить свою жизнь? Были на то причины. Но все это уже не важно. Главное — что я в конце концов пришел к Богу.
— И теперь несешь его слово повсеместно?
— Можно и так сказать. Пути Господа неисповедимы, и никто не знает, к чему приведет то или иное наше решение.
— То есть человек предполагает, а Бог располагает. — Марсель ввернул известное с детства клише.
— Мудрые речи, — похвалил его Кирилл. — Я все больше склоняюсь к мысли, что мы встретились не случайно. Кто бы мог подумать, что здесь, в варварской стране, я найду такого просвещенного человека?
— Да, я тоже поражен.
Историк пытался представить себе последствия, которые может иметь эта встреча для человечества. Вообще, все происходящее ставило его в тупик. Он в какой-то мере, как и большинство его коллег, был фаталистом и искренне верил в то, что ничто и никогда не случается без причины. Вот и сейчас он старался понять, зачем все это происходит с ним, и не мог найти ответа. В конце концов Марсель решил, что лучшее, что можно сделать, — это оставаться сторонним наблюдателем.
— А что, — обратился он к Кириллу, — во многих сражениях ты участвовал?
— Крови, которую я пролил, хватило бы для того, чтобы наполнить сотню таких кувшинов, — священник кивнул в сторону медовухи.
— И ты не боишься?
— Чего?
— Попасть в
