– То есть, мы даем кому-то силу и отправляем копировать кусок реальности?
– Нет. В Совете сообразили, что появление мира – лишь следствие. Упоминали жертвы. Судя по всему, думают, что раз в столетие вы отправляете людей совершать ритуальные убийства.
Он фыркнул и оттолкнулся ногой. Кресло описало полный круг и снова замерло.
Да уж. Знаки, ритуал, убийства. С виду – мистика мистикой. А на самом деле… Никого они за этими девочками не отправляют, сами справляются. Поймали вема в ловушку, сознание сожрали, а тело взяли напрокат. Погонять. С оговорками и ограничениями, но все же. Переброс энергии как он есть.
– Почему Совет так близко подобрался к истине? – осмелела я. – С последней девочкой возникли какие-то проблемы?
– С ней – никаких, – равнодушно зевнул Базиль. – А вот с Германом…
Герман? А, ну да. Как же, знаю. Тройка, семерка, туз. И брехливый призрак старой графини.
– Почти сотня лет прошла, – осторожно сказала я. – Кто был Герман, уже никто и не вспомнит.
– Ошибаешься. В Совете помнят отлично.
Видимо, так же отлично это скрывают. Впервые слышу.
– Сначала за ней Крис отправился, – отрешенно сказал Базиль. – Она жила в мелком городке, север Франции. Поблизости подходящий объект был один – тот Герман.
О как, «объект». Качественно он в роль вошел со своей научно-шпионской лабораторией.
– Потом уже выяснилось – тип скандальный, на особом учете у Совета. Все выдохнули с облегчением, когда он скакать и крушить чужие мозги перестал и залег овощем на годы у матери под присмотром. А тут встал и куда-то пошел. Следили за ним пристально. Не дошел.
– А Крис?
– Крису по-тихому ретироваться военная гордость не позволила. Разнес половину квартала вместе с жителями, схлопотал от впечатленного Совета пулю в затылок. Вернулся, сказал – не вышло. Ну, и раньше бывало, что с первого раза не получалось.
– И потом пошел ты.
– Мой объект был ближе остальных, – пожал плечами Базиль. – В соседней провинции. Окольными путями до нужного городка доехал. Мелкая та любила в развалинах депо лазать, приключений искать. Что ж, нашла. Стены высокие, железяк полно. Немудрено было шею сломать…
Идиоты! Бессмертие напрочь отшибает мозги. И чувство самосохранения заодно! Доигрались в богов, какая тут осторожность. Конечно, Совет просек, что два оживления ловушечных овощей в одной стране – не совпадение, появившийся в Потоке мир тоже. Вот откуда у их теорий ноги растут. Остальное – результат столетнего сбора информации, об архивах Совета легенды ходят.
– С тех пор они попавших в ловушку по своим клиникам рассовывают и следят, – вслух подумала я. – То-то вцепились в меня хваткой бультерьера…
– Ты все еще тут? Что-то еще надо?
– Подумать, – честно ответила я, хватая ускользающую мысль за хвост.
– Не здесь, – отрезал Базиль, крутанулся вместе с креслом и чем-то защелкал. Надеюсь, не зубами.
Из потолка выехала жужжащая труба, смахивающая на огромный раструб пылесоса. Так. Заткнуться, не визжать и не дергаться. Хрен ему, а не бесплатный цирк. Зверский свист в ушах, калейдоскоп мутных кругов… Вышвырнуло в кучу листьев, посреди угрюмой поляны. Где-то сердито ухала сова, в просветы между кронами деревьев лезло яркое солнечное небо, из косого среза пня торчал топор. Парило, как перед грозой. Внимание, вас снимает скрытая камера. Я встала, неторопливо отряхивая платье. Как там раньше этот цвет назывался? Пепел роз?
– Какой вид, – томно сказала я голосом абсолютной блондинки. – Позагорать, что ли…
Уцепилась за юбку и задумчиво поволокла ее вверх, продолжая восхищаться травкой, птичками и цветочками. Пусть у этого говнюка от сладости все слипнется! Невдалеке щелкнуло, долетел приглушенный смешок. Раскусил-таки. Я вежливо поклонилась. Представление окончено, задерживаться в нижнем Потоке причин больше не было. Ни одной!
До границы оставалось рукой подать, виднелся край мира. В буквальном смысле. Размытый белым туманом горизонт, переходящий в сплошную молочную белизну. Непрорисованная часть, которая понемногу схлопывается с каждым столетием. Сейчас прямо, ей навстречу… Яркость зашкалила, все стало чуждым, бесконечным, с привкусом глухой безысходности.
Вдох, выдох. Широко раскрытые глаза, выкинутые из головы мысли – все оптом, даже самые безобидные. Чтобы ни одна не сбила. В светлом мареве проявилась картинка: неприступные массивы энергии, сотни беспорядочно петляющих дорожек, повороты, повороты, повороты… Лабиринт, мать вашу. Теперь-то я знаю как через него пройти. Никаких петляний и расчетов. Рывок чистой, полученной от Тео силы, осколки вдребезги разбитых препятствий. Только вперед! Пространство шуршало, скакало серыми полосами помех на телевизоре. Наконец, темнота. Линии сливались, скручивались в огромную воронку, бешено выплясывали на краю бездны. Я пришла. Вот – граница двух частей Потока, выстроенный тысячелетия назад портал. Всегда далекий, хоть подойди в упор, окатывающий холодом, словно распахнутая настежь морозилка. Когда-то я в него входила, понятия не имея, что меня ждет с той стороны. Но страха не помню. Любопытство было сильнее. Шаг, линии паутиной окутали сознание. Потеплели, бросило в жар. Пропускают. На выходе я обернулась – та же воронка, но без лабиринтов и белой прослойки пустоты. Раньше в ее недрах прятался первородный мир. Не так давно выплыл, не удержался – граница-то снова сместилась. Какой же силой нужно обладать, чтобы заставить ее двигаться?..
В верхнем Потоке дышалось легче, энергия текла плавно и размеренно, откликаясь на каждое прикосновение. М-м-м… Как дома. Кстати, о доме. Сил полно, кровища вроде не хлещет, спать не хочется.
Волны искр послушно заструились, понесли за собой. Горячая вспышка, разлитая всюду зелень. Поляна. Запах солнца и клевера, густая трава с крапинками желтоглазых ромашек, брызги колокольчиков. Со всех сторон холмы – заросшие, огромные, усеянные редкими домишками. На ветру поскрипывают крылья мельницы, лениво блеют овцы. Непроходимо тупые, то жуют, бессмысленно пялясь, то заполошно несутся всем стадом, задрав хвосты и тряся жирными курдюками. Большая собака лежит у перекошенной телеги, положив морду на лапы, и сколько ни оттаскивай, обязательно молча вернется на место. Между кривых оглобель мохнатая лошадь с отвислой губой. Неподвижная, статуя практически, только глаза живые. Дико злые, блестящие, черные. Последний мир со сценарием, самым длинным и невыносимо скучным. Ничего тут не происходит, только скрипит крыльями мельница. Сначала тихо, потом громче, громче, в конце уже душераздирающий не то свист, не то гул, и на пару секунд холмы погружаются в непроницаемую тишину. А потом все раскачивается заново.
Я подошла к телеге. Лошадь буравила взглядом пустоту перед собой, тоненько поскуливала собака. Замереть, прислушаться. Почувствовать. Шуршание воображаемых страниц, горечь вспыхнувших в памяти мгновений. Лана, пятнадцать лет… Страх. Выматывающий душу, мутящий разум. Липнет, оплетает сетью. Не выбраться. Это было давно, очень давно и долго. Хрипящая лошадиная морда в клочьях пены, незнакомец на телеге… Удар, скрежет, давящая боль, собачий визг. Трудно дышать, в груди жжет. Телега нависает неподъемной махиной, прижимает к земле. Он
