Сионист, – с бесконечной яростью, скосив глаза, прохрипел Мотор. – Тебе хана, чучело. За Старого тебя порвут…

– А я разве когда-то искал с вами мира? – усмехнулся сталкер. – Или, может быть, собирался жить вечно? Любой из людей вокруг, если что, меня заменит. Это ты тоже запомни, гад, и своим передай.

Сионист отпустил волосы, брезгливо вытер о комбез ладонь и скомандовал:

– Оружие собрать и обыскать каждого, вплоть до ножа. Через десять минут трупы снять и выдать бандиту вместе с его же деньгами. Пригодятся на билеты. Обезоруженных отпустить. А вам, мрази, – ровно день, и чтобы на сто километров от Москвы вами даже не воняло. Не уйдете – пеняйте на себя.

Мотор прохрипел:

– Тебе точно хана… отвечаю…

– Значит, договорились, – кивнул Сионист.

Сталкеры собрали брошенные автоматы и пистолеты, быстро и бесцеремонно обыскали всех, а также тщательно проверили машины. Сумка, которую даже не открывали, полетела в багажник одной из «Тойот», и под прицелами молодчики своими руками вытащили мертвецов из петель и волоком понесли к микроавтобусу. Обезоруженные, потерявшие самоуверенность и вальяжность бандиты, мрачно озираясь, погрузились в машины, и «делегация» убыла.

– Что-то будет, – заметила молчаливая с самого утра, мрачно-задумчивая Хип.

– Обязательно будет, барышня, – хмыкнул Сионист. – Каша однозначно заварится большая, но мы уже реально устали жевать сырую крупу. Пора решать вопрос.

– Война, так это точно, – заметил Якут, провожая взглядом уезжающие «Тойоты».

– Я не слишком опасаюсь этой самой войны, – усмехнулся довольный исходом «переговоров» Капкан. – С кем они там собрались воевать? У нас в двух поселках уже полторы сотни вооруженных ребят – а это, знаешь, не у студента в подворотне мобильник отжимать. Эта шваль смелая, только когда уверена в своем превосходстве. А мы им по соплям вчера хорошо дали. Надо будет, еще врежем.

– Склонен согласиться с Капканом, – кивнул Сионист. – Открытой войны они не захотят точно, будут стараться или снайперов подослать, или машину со взрывчаткой. Поэтому усилить патрули, проверить блоки и цепи на дорогах. Да, к нам, по идее, сейчас начнут подтягиваться бродяги, самые разные. Принимать, но смотреть за ними в оба. Если что, третий поселок на примете есть, чуть подремонтировать, и будет в самый раз. Седой, Якут…

Мы с Якутом переглянулись.

– Почему не доложили о том, что отпустили раненых бандитов? – мрачно поинтересовался Сионист. – Жалеть вздумали?

– Не нашлось желающих пристрелить, атаман, – просто ответил я, прямо глядя в спокойные, черные глаза. – Добровольцев, конечно, пытались назначить…

– Это я понимаю. Но сообщить бы не помешало. Сами скажете обществу сегодня на сходке.

– Так-то общество уже в курсе, но хорошо, скажем, – кивнул Якут.

– Ладно, невелик грех. Правильно, что отпустили, если так подумать. – Сионист задумчиво потер нос. – Пускай разойдутся и расскажут. Хочу, чтобы как можно больше народу узнало, что можно не бояться и не терпеть всякую гниду, что вместе мы действительно сила, раз уж по-другому шакалы не понимают. Главное, чтобы каждый сталкер узнал, чтоб до каждого весточка докатилась.

* * *

По возвращении в поселок Сионист в сопровождении Капкана и нас с Хип сразу прошел к лазарету, так как чувствовал себя очень нехорошо. На пороге, устало опустив плечи, в застиранном халате сидел Костоправ и мрачно докуривал сигарету. На пришедших он только коротко взглянул и тут же достал из пачки следующую.

– Задолбала меня эта ваша войнушка, сталкеры. – Врач глубоко затянулся дымом и осмотрел запачканный кровью рукав. – Одного не довезли, второй тоже, наверное, все. Каловый перитонит, не жилец, скорее всего, и здесь я уже ничего не сделаю, не та больница. Еще один инвалидом останется, но жить будет. Итого, можно сказать, девять трупов.

– Совсем ничего нельзя сделать? – тихо спросил Сионист.

– Сделал все что мог. Промыл, зашил, жду, – мрачно буркнул Костоправ. – Но чудес не бывает, атаман. Пуля в живот, а кишечник был полный. Сам понимаешь, что я тебе рассказываю.

– Может, к институтским обратиться? – спросил Капкан, но врач только долго, зло посмотрел на него из-под бровей, выбросил окурок.

– Вы одиннадцать девок привезли, под «лишаем». Не сталкерш, нет, а просто обычных девок без памяти. Ну и кому они там нужны, а, сталкер? Кто-нибудь за ними приехал, мать твою? А хочешь, чтоб они сталкера лечили. Смешной ты, ей-богу.

Капкан вздохнул, отошел в сторону и там что-то буркнул матерное невнятно, под нос.

– Вот что, Сионист, – доктор протер усталые, покрасневшие глаза, – ты распорядись, чтоб Сибиряк мне «клубок» выдал и «каменное сердце», так как одними антибиотиками там уже бесполезно, по ходу. Может, хоть так получится, вытянем мужика. Если от анобов раньше не помрет, конечно.

– Распоряжусь, Костоправ, ладно. Так что с девчонками?

– Ничего. Закрыли мы их в крайней комнате, но толку-то… у трех жесточайшая абстиненция, шок, могут не дожить до утра. Всем сделал, чем мог, детоксикацию. Капельницы, нейролептики… но это все припарки, атаман, танцы с бубном, не больше. Там психика сломана на этом зелье…

Врач говорил что-то еще, но я, ухватив Хип за руку, буквально потащил ее к дому. Хватит с нее впечатлений, честное слово.

– Жалко, что это не я его повесила, Лунь, – только и сказала стажер, после чего отвернулась в окно и даже не прикоснулась к принесенному чаю.

– Лунь, Хип, здравствуйте! – Из своей комнаты вышел Проф. – У меня хорошие новости. Пеночка проснулась, спрашивала про вас.

– Как ваши исследования, профессор? – спросил я, рассчитывая на то, что и Хип немного отвлечется.

– Прекрасно, сталкер, прекрасно. К счастью, наша Иная ни капли не возражала против изучения, и лаборатория тоже не подкачала – все, что можно было замерить и записать, сделано. У меня в жизни не было такой возможности – настолько досконально изучить разумного эндемика Зоны, Лунь. Причем эндемика лояльного, дружелюбного и весьма приятного в общении. Не исключено, что я первый ученый за всю историю с подобным, скажем так, опытом.

«Привет».

И вслед за Профом вышла из дверей Пенка, улыбнулась нам.

– Как чувствуешь себя, Пеночка?

– Я все. Рана пропала совсем, боль пропала совсем, – весело заявила псионик. – Здоровая, хорошо.

– И никаких шрамов, что характерно, – добавил Зотов.

– Хип, почему печаль? – вдруг серьезно поинтересовалась Пенка. – Ты, Лунь, тоже глухой, темный. Тяжело.

– Да, это так, Пеночка… наши погибли, и…

Остальное я передал на ином, тихом «языке» – обычные слова было подобрать сложно.

– Плохой, сломанный ум, – поняла Пенка. – У тебя был сломанный ум, Лунь. Теперь у них. У девушек плохой ум. Ясно.

И Хип вдруг вздохнула, быстро переглянулась со мной.

– Пеночка, а ты можешь посмотреть их? Починить сломанный ум?

– Не знаю. Надо мне идти, мне смотреть, – задумчиво ответила Иная. – Но я пробую. Эксперимент. Испытание.

Пенка облачилась в плащ, летнюю шляпу, и мы целой делегацией двинулись к дому-лазарету. Как и следовало ожидать, «посещение» не состоялось ввиду резкого протеста раздраженного и вымотанного врача, и Хип, недолго думая, буквально проскользнула в «палату» Сиониста, где ему как раз заканчивали перевязку. Узнав, кто

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату