– Да, Пеночка, привал. – Я присмотрел еще один офисный стол, сбросил на него рюкзак, положил оружие. – Все, отдыхаем.
– Расскажи аквариум, Лунь, – напомнила Пенка. – Говорил, расскажу.
– Да, точно. Такая штуковина, Пеночка, чем-то напоминает большую квадратную банку с водой. В ней растения красивые, рыбки плавают, их кормят, ухаживают за ними.
– Рыбок видела. – Пенка, как профессиональный рыбак, широко развела руки, что, с учетом боевой правой, сразу побило все рекорды рыболовов. – Такие. Пруд. Охладитель. Птицу едят, лягушку едят. Большие.
– Ну, Пеночка… а в аквариуме они маленькие, вот, с палец обычно. И разноцветные. Секунду…
Я прикрыл глаза, покопался в памяти… институтский коридор Чернобыля-7, широкий светлый холл, рекреация, и на тумбе двухсотлитровый аквариум с выпуклым стеклом. А там в зарослях водяной зелени и утопленном керамическом замке с игрушечным глиняным пиратом – они. Неоны, яркие, синие, как «самоцветы-искровики» из гравитационных аномалий, цвет очень похож. Барбусы, полосатые и круглые, словно «псевдомонеты», оставленные выдохшимся «стеклорезом». И деловитый сомик-анциструс, жутковатый, черный, в пятнах и наростах – ну, вылитое порождение Зоны. Бывало, задерживался я у этого маленького водяного царства, приходя в НИИ по разным сталкерским делам, и рассматривал веселую рыбью суету. Дождавшись, пока «картинка» из памяти станет как можно ярче, я передал ее Пенке. Псионик коротко вздохнула, удивленно посмотрела на меня.
– Аквариум красиво, Лунь. Мне нравится аквариум. – Пенка немного подумала и выдала: – Аквариум ништяк. Ажур!
Хип, сносившая в уголок коридора второй рулон упаковочной пузырчатой пленки, негромко прыснула:
– Словарный запас Пеночки растет прямо на глазах. Вот, Лунь. Там склад небольшой, какая-то непонятная ерунда в коробочках, по виду – дешевая электроника. И рулоны вот этой штуки. Не хлопает, к сожалению, а то я уже хотела повеселиться, но мягкая, спать в самый раз на ней. Поможешь?
И пока мы переносили и расстилали прямо на полу шелестящий полиэтилен, Пенка взялась за рисование, а Проф наладил связь, которая на этой высоте была довольно уверенной – ПМК справился без усилителей.
– Так, друзья мои, пришли новости. Сводка общая и канал Сиониста… ну-с, что там нового… и хорошее есть, и не особо. Девушки почти все выздоравливают, по крайней мере Костоправ пишет, что сложности остались, и они серьезные, но теперь это вполне поправимо. А вот раненый, к сожалению, не выкарабкался, скончался. Очень, очень жаль, конечно, и анобы не спасли. Да, утром было покушение на Сиониста, неудачное. Группу киллеров ликвидировал дозорный пост еще на подходе. Та-ак… тоже хорошая новость. Стекаются в поселок сталкеры, шестнадцать человек уже, пишут, что будет больше. Собираются силы, да…
– Давно пора было, – буркнула Хип, расстилая диванные чехлы поверх пленок. – Хорошее дело Сионист делает. Нашим бы понравилось. А вообще круто. Спасибо, Пеночка, ты молодец, правда.
– Им трудно. Отрава сильная, память осталась, – задумчиво произнесла Иная, водя карандашом по бумаге. – Но я делала долго. Старалась. Получилось.
Достав термос с чаем, я налил дымящийся напиток в крышку, передал благодарно кивнувшему Профу. Хип тоже выкрутила пробку, и по заброшенному офису поплыл тонкий кофейный аромат, которого здесь явно не было больше двух лет. Под горячие напитки были извлечены банки с тушенкой и запайки галет – подогреть консервы было не на чем, да и негде, но ужин был съеден с большим аппетитом.
– Когда стемнеет, в офисах у окон не включать ПМК. Даже слабый отсвет экрана будет виден на километр, – попросил я. – Проф, все, что в приборах даже немного светится, включайте только в коридоре при закрытых дверях.
– Добро, сталкер, я понял, – кивнул Зотов. – Но все нужные замеры на «Шелест» я уже сделал, так что ночью работы у меня нет.
– Пеночка, а ты как?
– Я вижу всегда. Если темно, смотрю по-другому, рисовать можно.
– Выпей чаю с печеньем, художник. – Я поставил на стол крышку термоса и галеты, и Пенка, не отвлекаясь от рисования, начала прихлебывать горячий напиток.
– Мы ближе, – вдруг сказала Иная, махнув рукой в сторону окна. – Туда завтра идти.
Когда солнце зашло и на Город опустились светлые летние сумерки, я приоткрыл фрамуги, запуская в помещение свежий воздух. Пенка продолжала рисовать что-то в почти черном уже коридоре – я не различал даже силуэта, слышен был только звук карандаша на бумаге. Хип, уткнувшись мне в плечо, уже спала, а я лежал без сна, рассматривая в большое окно ночной город. Удивительное дело, но как только опустилась настоящая ночная темнота, слегка высветленная белым заревом на севере, Город вовсе не выглядел полностью мертвым. В окнах далеких высоток кое-где, местами слегка дрожали мутные, слабые огоньки. Синие, мерцающие, или желтовато-красные, тусклые, они не были похожи на свет живых квартир – скорее, на свечи, которые зажигают в отсутствие электричества. Даже здесь, в темном, пустом здании, загорелся изумрудной звездочкой светодиод зарядки, оставленной кем-то в розетке. Он едва заметно мигал и то гас совершенно, то снова разгорался. Видимо, в московских электросетях еще блуждали какие-то токи. С западной стороны к половине второго ночи принесло тучу, закрывшую даже свет летней ночной зари, и Москва под ровный, шумный шелест проливного дождя погрузилась в глубокую темноту. Где-то в здании, в соседнем офисе, начали звонко падать капли воды из протекающего потолка. Под эти звуки я и уснул до рассвета.
Утром, в начале шестого, мы с Хип сняли почти полную емкость воды с пыльного кулера. Я ножом отмахнул верхнюю часть, и вода побелела разбавленным молоком от опущенного в нее «перстня». Осадка почти не было – вниз осело только тонкое «одеяло» чуть желтоватой накипи, и слитой водой мы не только наполнили котелки, но даже хорошенько умылись.
Проф, раскурочив несколько системных блоков, соорудил из них что-то вроде мангала на балконе здания, где и развел маленький огонек из сломанной палеты. Его, впрочем, хватило, чтобы вскипятить котелок воды и наполнить термосы. После быстрого завтрака мы спустились вниз и выбрались на козырек крыльца.
За ночь дождь кончился, небо очистилось, но до высоты второго этажа на Москву лег невероятно густой, молочный туман – я даже не видел земли. Он ходил слабыми, пологими волнами, и казалось, что утро, не по-летнему холодное, было таким из-за тумана и глухого, мертвого безветрия вокруг. О том, чтобы идти в такой белой мгле, не было и речи, поэтому мы стали ожидать в помещении, сидя на штабеле закаменевших от влажности цементных мешков.
– Связи уже нет. – Проф поводил пальцами по экрану ПМК. – И к сведению, детектор сбоит из-за тумана, не могу даже замерить фон…
– Тихо… – Я поднял руку, услышав какой-то подозрительный шум.
В тумане послышался звук автомобильного
