По информации, озвученной генералом Калединым, бригада Мошнина, прибыла на станцию Цуканово на трех эшелонах, разгрузилась там и уже под вечер атаковала германцев, осаждающих один из опорных пунктов XXXI армейского корпуса Особой армии. Удар был нанесен по флангу германцев. Окопов и средств обороны там практически не было, поэтому конная лава быстро оказалась в тылу у немцев. Отсечной огонь артиллерией немцы начали слишком поздно. Лишь тогда, когда в прорыв, пробитый кавалерией, пошел обоз бригады. Результатом этого огня было попадание в две телеги бригады. Но за это германские артиллеристы были очень сильно наказаны. Кавалеристы добрались до двух батарей противника, вырезали артиллеристов и взорвали пушки. После чего пошли дальше в тыл германцев. Следующим объектом их атаки стал штаб германской дивизии.
Рассказ Каледина изобиловал деталями, а их мог знать только информированный офицер, участник этого боя, к которому стекается информация о действиях подразделений. Неужели сам Мошнин рассказывал генералу о той атаке? Но этого не может быть! По отданному мной приказу бригада должна углубиться в тыл неприятеля и начать там партизанские действия. Мошнин не тот человек, чтобы проигнорировать полученный приказ. Этот вопрос так меня взволновал, что я, нарушая субординацию, непроизвольно спросил:
– Господин генерал, вы так много знаете об атаке бригады, не иначе беседовали с генерал-майором Мошниным? Почему он все еще не доложился своему командиру корпуса?
– Да нет, Михаил Александрович, с Мошниным я не говорил. Он еще в тылу у неприятеля со своей бригадой. А сведения, которыми я располагаю, доложил мне офицер из моего штаба. Он участвовал в том бою и сейчас составляет письменный рапорт.
– Каким же образом он оказался в бригаде Мошнина?
– Когда бригада прибыла на станцию Цуканово, Мошнин телеграфировал в штаб армии о своем прибытии. И что он приступает к исполнению плана, согласованного великим князем и командармом-восемь. Мой начальник штаба срочно, на автомобиле, направил на станцию офицера связи, штабс-капитана Трифонова. Тот прибыл вовремя и принял участие в атаке бригады. При этом находился все время рядом с генерал-майором и так же, как Мошнин, был информирован о ходе боя. После того как был разгромлен штаб германской дивизии, Трифонов во главе полусотни с пленными и документами был направлен в штаб армии. Он-то и доложил мне о героических действиях бригады Мошнина. Понимаю ваш интерес к действиям подчиненных. Давайте я вызову Трифонова, чтобы непосредственный участник рассказал вам все перипетии боя, который так блестяще провела бригада вашего корпуса.
Естественно, я согласился. Каледин нажал кнопку звонка, вызывая адъютанта. Когда тот вошел, генерал приказал срочно пригласить к нему в кабинет штабс-капитана Трифонова и принести самовар с чаем. Мы не успели с Калединым допить по чашке чая, как явился приглашенный штабс-капитан. После небольшой вводной речи Каледин отдал мне этого офицера на растерзание. А это было именно растерзание, словесное, конечно. Я завалил штабс-капитана вопросами и требовал детально рассказать о каждом бое, который вела бригада до того, как он убыл из нее. Лучше всего штабс-капитан запомнил детали захвата штаба германской дивизии. Об этом эпизоде Трифонов рассказал следующее:
– Штаб германской дивизии располагался в большом имении. На это имение вышел 1-й Уральский казачий полк, я как раз в этот момент вместе с Мошниным находился там. Казаки приблизились к имению, бесшумно сняв часовых. Ничего не ожидавшие часовые приняли кавалеристов в темноте за своих. В помещичьем доме размещались офицеры штаба дивизии, столовая, канцелярия и телеграфисты. Все подробности размещения штаба были казакам известны из допроса пленного. Крадучись они приблизились к галерее барского дома и, без выстрелов ворвавшись в галерею, захватили врасплох телеграфистов. Не задерживаясь, казаки побежали в приемную, через которую шел с подносом солдат-вестовой. Он не успел вскрикнуть, как был заколот шашкой. Подбежав к дверям офицерской столовой, казаки увидели сидевших после ужина офицеров. В это время кто-то через окно бросил гранату, и офицеры стали отстреливаться. Некоторые из них попытались выскочить в окна или выбежать в двери, но всюду натыкались на казаков и уничтожались. К сожалению, был убит и командир этой дивизии, но начальник штаба был захвачен в плен. Его, а также начальника связи и шифровальщика я доставил на допрос в штаб армии. Кроме пленных, привезено более ста килограммов секретных германских документов. После того как я отбыл из второй бригады, она осталась выполнять поставленные задачи в тылу у неприятеля. Генерал-майор Мошнин обещал периодически связываться со штабом 8-й армии.
Я сразу напрягся и тут же спросил:
– Как он собирался связываться со штабом армии?
– В бригаде имеется искровая радиостанция. К сожалению, в штабе 8-й армии нет шифровальных таблиц. Поэтому Мошнин и не пытался установить связь со штабом 8-армиии. Он просил меня передать, чтобы штаб запросил у 2-го кавалерийского корпуса шифровальные таблицы для связи с бригадой. Как сказал мне Мошнин, у него сейчас нет возможности связаться со
