Это самые простые примеры. Они далеки от реальности и преувеличены. Но нужны, чтобы вы понимали, с чем мы столкнулись, пока ходили с Евгенией по квартирам.
Нам открывали двери, показывали трещины на стенах, протекающие батареи, капающие трубы, мокрые разводы на потолке, щели в окнах или отваливающиеся подоконники. А затем звали пить чай или ужинать. И если мы вдруг не отказывались – иногда бывало и такое, – нас ждала картина из семейного быта. Неловкость взрослых, искреннее любопытство детей и трогательная забота от стариков, которая порой переходила все границы.
Старики-то в конечном итоге нас доконали. И дети. И взрослые. Там как-то наложилось одно на другое.
* * *Как говорится, жили-были старик со старухой. На пятом этаже возле лифта. И были у них дети. И дети их детей. Человек девять или десять, а то и одиннадцать. Считать в какой-то момент перестали.
А в квартире всего две комнаты, включая ту, которая наполовину кухня. И вещи повсюду – одежда, игрушки, сумки, баулы, банки с соленьями, упаковки памперсов и консервов.
Запахи и звуки стояли там отнюдь не сказочные.
Мы сидели в углу маленькой комнаты. В наших кружках – старых, местами потрескавшихся, но чистых – плескался чёрный чай, настоянный так сильно, что вязал язык. Я чисто машинально делала маленькие глоточки, просто чтобы хоть чуть-чуть смочить горло в духоте квартиры, где всё время кто-то разговаривал, заходил и выходил, звонил по телефону, кричал… Ни минуты тишины и спокойствия.
Как часто бывает в подобных семействах, номинальным главой считался старик, а противоречил ему второй по старшинству мужчина. В данном случае – муж старшей дочери. Ну, а на самом деле все решения принадлежали старухе, которая вроде бы сидела себе тихо, справлялась о здоровье, умилялась вниманию и одновременно с тем цепко следила за тем, куда идёт разговор.
– В общем-то, мы даже привыкли, – это говорил дед. – Ну, подумаешь, трещина в стене. Мы слышали, что при усадке дома такое может быть. Потому и ремонт сразу не затеяли. Ждали, пока оно пройдёт.
– Когда нормально строят, никаких трещин не бывает. – Это уже муж дочери.
– Мы её замазали, как она пошла. Но потом штукатурка обвалилась. Потом снова замазали, а она снова обвалилась. В третий раз уже просто так оставили. Вот, посмотрите.
На мой взгляд, трещина не казалась большой. Не разлом, а просто змеистая линия. Как молния, которую перенесли на стену.
Я достала фотоаппарат, и тут всё семейство зашевелилось. Они начали отодвигаться, расчищая пространство. И одновременно с этим отодвигать вещи от стены. Полки рядом с трещиной оставили девственно чистыми. Девочка лет пятнадцати с меланхоличным выражением лица протёрла их неопределённого цвета тряпкой, бывшей когда-то предметом одежды.
Такое вот безотходное существование. Младшие донашивают вещи за старшими, а потом из них что-нибудь шьют, делают чехлы, мешки или же просто отправляют на тряпки.
Сначала для меня это выглядело дикостью. Дикари, впервые столкнувшиеся с фотографом и боящиеся, что он заберёт их душу и душу их вещей. Но в тот момент, когда появилась тряпка, я поняла истинную причину. Эти люди, жившие в маленькой квартирке, где я впервые в своей жизни увидела двухъярусные кровати, на каждой из которых могло поместиться по двое-трое, – так вот, эти люди хотели, чтобы на фотографии их жилище выглядело пристойно. Лучше, чем на самом деле. И в очередной раз мне пришлось напомнить самой себе, что фотография – это образ. Картина в очень чётком изображении. И от реальности она чаще всего дальше, чем кажется.
Я сделала несколько снимков в наступившей наконец-то тишине. Впрочем, она оборвалась глухим ворчанием, едва я решила сфотографировать в тех местах, где болты от полок впивались в стену. Муж сестры даже сделал шаг в мою сторону, но остановился, нарвавшись на взгляд старухи.
Когда я спрятала камеру, вещи тут же принялись возвращаться на свои места.
– Мы передадим это всё компании, – сказала Евгения. – Если случай будет признан гарантийным, то придут люди и заделают эту щель так, чтобы она больше не появлялась. Я оставлю номер телефона, по которому можно будет уточнить.
– Я бы и сам заделал, – глухо заворчал муж сестры. – Лучше бы деньгами отдали. Моральный ущерб, да! Каково это, жить с такой трещиной?
Мы с Евгенией промолчали. Обе сделали вид, что ничего не расслышали. Попрощались, оставили кружки с почти нетронутым чаем на тумбочке – нашли место между коробками с пуговицами и нитками. Затем вышли из квартиры и остановились на лестничной площадке. Захлопнувшаяся за спинами дверь отсекла этот уголок мира. Даже в затхлом подъездном воздухе дышалось легче. Самое главное – здесь было тише и свободней.
Тем временем за спиной разгорался скандал. Звукоизоляция современных квартир, как объясняла мне Марина, имеет три самых слабых места – трубы в ванной и туалете, углы в комнатах и входная дверь. Вот и сейчас слова раздались словно бы совсем рядом:
– Надо было показать им кран! – муж сестры.
– Они бы увидели на нём следы гаечного ключа. Думаешь, не догадались бы, кто его так? А если не сами, то кто-нибудь другой по фотографии, – урезонивала старуха.
– А вдруг не стали бы присматриваться? Вечно вы всё портите со своей честностью!
– Ты живёшь в моём доме!
– Я плачу за коммуналку в этом доме! И делаю тут всё!
– Три раза замазывал стену!
– Это не моя вина!
Я потянула Евгению за собой, и мы почти бегом спустились по лестнице – ждать лифт казалось невыносимым. Пять этажей пронеслись перед глазами. Однажды я едва не споткнулась, но схватилась за перила и удержалась. Дальше спускалась осторожней, но скорость почти не снизила. И лишь очутившись на улице, смогла остановиться.
– Что с тобой? – спросила Евгения.
– Не могу такое выдержать. – Я вздрогнула. – Я – мизантроп и социопат в подобных ситуациях. Слишком много людей на квадратный метр. При этом – слишком много непонятных мне людей. Квартиры придумали для того, чтобы жить отдельно друг от друга. Ячейки общества. Семьи. Дети уезжают от родителей и начинают самостоятельную жизнь. Старики переезжают в квартиры поменьше, когда выпускают детей на свободу. Если нет денег, то можно снять. Можно занять. Ипотека, в конце концов. А они живут – как в деревне. Семеро по лавкам. Я этого не понимаю, и мне страшно.
– Может быть, им просто нравится жить всем вместе? – тихо спросила Евгения. – Может быть, им хочется быть ближе друг к
