— Мы бы тебя не выдали, — он осторожно потрепал её по голове, к собственному сожалению понимая, что даже кожа под волосами пылала от жара. — Тебе надо поспать.
— Нет, подожди, — она даже приподняться попыталась, но вышло не убедительно. — Мне нужно это сказать. Не знаю почему, но кажется это правильно. Вы же позволили пойти с вами, не спросив кто я и откуда. Вы заслужили хотя бы немного честности.
— Ты не обязана…
— Но я хочу, — и столько решимости было в этом голосе, что Андрей не стал возражать. — Просто хочу, чтобы хоть кто-то знал кто я.
Немного помолчала, раздумывая, с чего лучше начать, но потом поняла — когда говоришь о прошлом, нет лучших или худших сторон. Оно есть, оно часть тебя. Поэтому и говорить о нем надо так, словно нет сожалений. Словно это было не с тобой.
— Я не помню своей жизни до эпидемии. Слишком маленькой была. Но точно знаю, что мама всегда растила меня одна. Она никогда не держала меня рядом с собой, только на расстоянии. Не знаю хорошо это или плохо. Наверное, все-таки хорошо. Работа не позволяла заботиться обо мне как следует.
— Работа?
— Она обслуживала тех людей, к которым вы попали. Во всех смыслах, — длинный шнурок кофты сейчас казался самой интересной вещью на свете. — Я не могу её осуждать, одной с ребёнком на руках ей было бы не выжить в том хаосе, который обрушился на людей. А так… Безопаснее. Пока она им нужна, может рассчитывать на защиту.
— Твои руки, — Андрей осторожно закатал один рукав, легко касаясь старых ожогов. — За что?
— Просто так, — слабо пожала плечами девушка, прикрывая глаза. Тяжело постоянно держать их открытыми. Да и слезы меньше будут заметны. — Иногда им становилось скучно, поэтому и придумывали разные задания. Вот только результат был не важен — им просто нравилось тушить окурки.
Он ничего не сказал. Невозможно выразить словами все те эмоции, которые лавиной захлестывали разум. Лишь осторожно коснулся сухими губами макушки, смыкая руки в подобии кольца. Защищая.
— Она умерла два года назад. Хотя, мне кажется ей в этом сильно помогли. Люди редко умирают естественной смертью со следами от верёвки на шее, — немного помолчала, переводя дыхание. Долгие речи давались с трудом, но она не сдавалась. — Я не жалею о её смерти. Мне кажется, теперь она в лучшем месте. И скоро мы встретимся.
— Алиса…
— Мы ведь могли встретиться с ней раньше, — забавно поморщилась. Как тогда, когда была еще здорова. Когда смущалась от пристального внимания, не зная куда себя деть. — Вы с Соней сбежали, но тем ребятам надо было как-то отдавать долг.
— Но ты оказалась вместе с Антоном в той комнате.
— Я может и хилая, слабая, но кусаюсь больно.
— Ты умница, — улыбнулся Андрей, прижимая ее ближе. Он полагал, что в темноте не будет видно тех эмоций, что отражались на лице. Ив целом был прав. Вот только сердце никто не спросил, нужно ли ему биться с оглушающей силой. — Очень сильная.
— Я говорю это не для того, чтобы ты меня жалел, — собрав последние силы, чувствуя, что её время на исходе, девушка приподнялась с тёплой груди, заглядывая в тёмные глаза. Те, которые считала удивительно красивыми. — Моя мама недолго мучилась перед тем, как… уйти. По крайней мере, мне так кажется. Я знаю, что бывает на четвертый день.
— Не надо…
— Пожалуйста, — ее пальцы, холодные и влажные от волнения, сейчас сжимали чужую руку с неимоверной силой. — Андрей, пожалуйста. Я не хочу быть как они. Быть такой же бездушной тварью, норовящей убить каждого вокруг. Пусть даже и не по своей воле.
— Алиса, я не смогу…
— Нет, сможешь. Сможешь, я знаю. Просто… сделай это, когда меня не станет. Меня такой, как сейчас.
Андрей не знал, что сказать. Приложил затылок к стене, закрывая глаза, стараясь унять колотящееся сердце. Умом он понимал, что ему нужно это сделать. Он должен. И его личное мнение тут не играет главной роли. Последнее слово за той, что уже приняла свою участь и теперь просила лишь об одном — помочь уйти на своих условиях.
Они не знали, что совсем рядом еще один человек не спит. И пусть участия в разговоре не принимает, но отчетливо слышит каждое сказанное слово. Только последнего, самого главного ответа на вопрос нет. И эта неизвестность пугала. Соня не знала, какое он примет решение, но отчетливо понимала — быть на его месте не пожелала бы никому.
***
Это произошло днем. Никаких громких прощаний и слез. Всего один миг. До конца своих дней Соня будет помнить это с точностью до долей секунд. Наверху мелькнул факел в руках Серафима — яркая вспышка, чей свет проник даже на самое дно ямы. И коснулся пожелтевших глаз.
Пожалуй, свет и стал тем триггером, который запустил всю цепочку действий.
Алиса дернулась в попытке избавиться от неприятных ощущений, но уже через мгновение застыла. И сделала вдох. Резкий, свистящий, словно воздух не хотел проходить в легкие.
Вокруг все замерли. Не шевелились. Боялись привлечь внимание. Поняли, что начались последние двенадцать часов.
Понял это и Андрей.
Он не пытался вразумить ту, чье сознание стремительно ускользало, уступая место безумию. Быстро, так, чтобы она не успела вырваться, схватил девушку и, потянув на себя, прижал как можно ближе, закрывая глаза.
Всего на мгновение. И руки коснулись головы, в последний раз обнимая ее за шею, запоминая тепло кожи.
Хруст.
Он не смотрел, как в последний раз хрупкое тело выгнулось неестественной дугой, тут же обмякая в чужих руках. Не видел, как безвольно повисла голова. Как согнулась шея под неправильным углом, так и прося поставить позвонки на место. Но слышал последний выдох.
Конечно, ему показалось. Не могла Алиса на последнем дыхании что-либо сказать. Но сознание хотело верить в иллюзию. Пожалуй, это один из тех случаев, когда юноша решил довериться сердцу, а не разуму.
«Спасибо»
***
— Папа хочет поговорить с вами.
Длинная тень, накрывшая сидящих внизу ребят, не была такой густой как раньше. Причиной этому был факел в руке человека. Девушки. Лицо скрыто тенями, но даже и без них густые локоны скрывали черты.
Выбираться наружу не хотел ровным счётом никто. Тревожное чувство грядущей беды не покидало сознание, заставляя нервно перебирать возможные варианты отступления. Которых не было. Как и веры в благополучный исход.
— Почему бы ему самому сюда не спуститься? — по сравнению с перспективой нахождения среди любителей религии, яма казалась Соне наиболее безопасным местом. — А лучше просто отпустить нас.
— Он хочет, чтобы вы поужинали с ним, — глухо отозвалась девушка. Да, голос определённо был женским. Но звучал слишком
