Один за другим, один за другим.
Ох, бедняжка!
Что он наговорил тебе?
Не знаю, как для тебя, но для меня все было по-настоящему.
И ты та девушка, которая делала меня настоящим.
Анализ крови завершен. Личность не установлена.
Отлично выглядишь для мертвой.
Ты нечистая. Ты и весь твой род.
Ложь.
Мы всегда будем вместе: ты, я, Крик и Кайзер. Что бы ни случилось.
Вместе сильнее, вместе навсегда. Верно?
Снова ложь.
Так что с этой секунды обещай мне говорить только правду, хорошо?
Это все, о чем я прошу.
Я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль.
Я так много раз пыталась рассказать тебе…
Прости меня.
Что он наговорил тебе?
Опять ложь.
Я был создан для тебя.
Весь целиком.
Все, что я делаю,
я делаю ради тебя.
Я обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе, чтобы он посмотрел на меня. Мы сливаемся в новом долгом, страстном поцелуе, но за мгновение до этого он шепчет одно слово.
Он шепчет мое имя.
«Ана…»
Нет.
Нет, меня зовут…
…Как
меня
зовут?
Ну, что скажешь, Принцесса?
Отец спасет нас.
Когда-нибудь он спасет весь мир.
Из всех ошибок, которые я совершала, ты моя самая любимая.
И у нас еще много работы.
В реальной жизни почти не бывает счастливых концовок.
Ярость забурлила внутри и выплеснулась из нее, когда она подняла руку и закричала.
Снова и снова.
И СНОВА.
Если бы история Пиноккио происходила в действительности, он никогда бы не стал настоящим мальчиком.
«Да, – тихо согласился Рафаэль. – Не стал бы».
Я люблю тебя, Ана.
Ох, бедняжка.
Бедная, бедная девочка…
Это не моя жизнь.
Это не мой дом.
Я – это не я.
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.
ТВОЕ ТЕЛО НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону.
ТВОЙ РАЗУМ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму законам.
ТВОЯ ЖИЗНЬ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
Что он наговорил тебе?
1.32. Обманщик
Не-девушка опустилась на колени в самом центре разрушенной башни. Посмотрела на не-кровь на ее руках. Снова и снова проигрывала в голове не-жизни, которыми она не жила. Не-правда, которая привела ее сюда, громыхала в ушах, как шаги похоронного марша.
Не ее жизнь.
Не ее дом.
И она не она.
Не-девушка стиснула зубы и посмотрела на небо, скрытое под куполом, окровавленная светлая челка упала ей на глаза. Оптический имплантат зудел, на глаза уже навернулись ненавистные слезы. Она ощущала печаль и гнев. Потерянная жизнь. Жизнь, которой она толком и не пожила. Жизнь, навязанная ей, в которую ее толкнули. Взгляд ее был пустым, и пустыми были легкие, она была всего лишь мертвой девушкой, куклой, марионеткой с перерезанными струнами, пляшущей под дудку убитого горем отца. Конструкция, вещь, как и все они. Она провела эту жизнь на коленях, по колено во лжи, в море лжи, но эта ложь была последней. ЭТА БЫЛА ПОСЛЕДНЕЙ.
И кем теперь она будет?
Точно не такой, какой хотели видеть ее они, это точно.
Человечнее, чем человек, чем человечный человек, чем…
Она закрыла глаза. Сделала глубокий судорожный вдох. И схватила свою печаль за горло. Воспламенила ее своей яростью. А потом стала смотреть, как она горит. Не-девушка позволила этому пламени согреть себя. И сжечь. Забрать ту девушку, которой она была и никогда не была. Ана внутри нее умерла навсегда. Во рту был вкус пепла. По коже пробежали мурашки.
Она уничтожила себя, чтобы начать все сначала.
Восстала из пепла.
Но твои друзья…
Никогда не были моими друзьями.
Но твоя жизнь…
Никогда не была моей жизнью.
Мое тело не принадлежало мне.
Мой разум не принадлежал мне.
Моя жизнь не принадлежала мне.
– Я такая же, как они, – прошептала она.
– Ана…
– Это не мое имя!
– Иви, пожалуйста…
– Я больше тебе не хозяйка.
– Ана, – умоляюще проговорил Иезекииль.
– …Уходите.
– …Что?
Она повернулась к не-парню. Парню, который не был человеком, но который только и говорил, как он любит ее. Поэтому у нее не было выбора.
Но даже у рабов есть выбор.
Она поднялась на ноги. Убрала с глаз пропитанную кровью светлую челку. Сжала руки в кулаки.
– Уходите!
– Ана, я люблю тебя…
– Это не мое имя! – закричала она. – Я не она! И никогда ею не была! Я не та Ана, которую ты любил или которая любила тебя в ответ. Я не принцесса, запертая в своей башне, или девушка, которую ты искал всю свою жизнь, я не одна из них! Это не я! Она мертва и похоронена уже два года!
– Неверно.
Все четверо посмотрели на кружащегося в мерцающем свете ангела.
– Я знаю тебя всего пять минут, – прорычал Крикет, – но ты мне уже не нравишься. Ты только что сказала нам, Ана Монрова умерла.
– Это заблуждение. Я сказала, что мозг Аны Монрова умер после взрыва, уничтожившего Грейс. Также я сказала, что отец поддерживал ее жизненные показатели через систему жизнеобеспечения. Но я ни в коей мере не утверждала, что Ана Монрова мертва. Не говоря уже о том, что ее похоронили.
– Ты хочешь сказать, что она еще жива? – Глаза Иезекииля широко распахнулись. – Где она?
– Я ничего не скажу. Я обязана защищать Николаса Монрову и членов его семьи. Проинформировав вас о местонахождении Аны, я подвергну ее жизнь лишней опасности.
– Я пытался спасти Николаса Монрову и его семью, Мириад.
– И потерпел неудачу, Иезекииль.
Иезекииль ощетинился гневом, его голос зазвучал тихо и зловеще.
– Где она?
– Не здесь.
– Вас здесь тоже быть не должно, – сказала не-девушка.
– Чертовски верно. – Крикет подобрал Лемон ладонью. – Лемон слишком опасно оставаться здесь, как я уже сказал. Радиация убьет ее, если мы задержимся хотя бы ненадолго. Нам пора идти.
Не-девушка посмотрела на большого логика и кивнула.
– Прощайте.
– …Что значит «прощайте»?
– Я имею в виду, что не пойду с вами, Крикет.
– Ана, ты не можешь здесь оставаться.
– Меня зовут не Ана, Иезекииль. – Внутри нее шипело пламя, с каждой секундой становясь все горячее и ярче. Девушка, которой она никогда не была, стала лишь пеплом на ветру. – И не говори мне, что я могу, а чего не могу. Впервые в жизни я могу делать все, что захочу.
– И ты хочешь остаться здесь?
– Я хочу…
Не-девушка стиснула челюсти. Тряхнула головой, пытаясь уловить хотя бы мысль, хотя бы чувство, хотя бы слово, которое было бы ее собственным.
Но поняла, что у нее их может и не быть.
Но она сама могла это изменить.
Алгоритм из плоти и костей, пытающийся угадать, что бы сделала мертвая девушка.
Больше нет.
– Я хочу узнать, кто я такая, – заявила она. – И я не думаю, что ты сможешь меня научить.
– Ана, я…
– Я не та, какой ты хочешь, чтобы я была, Иезекииль.
Она опустила глаза на слот для монет в его груди.
Знак его преданности.
Знак его верности.
– И не думаю, что ты такой, какой хочу быть я.
– Крутышка…
Она взглянула на девушку, лежавшую на руках логика.
– До свидания, Лемон.
Девушка покачала головой, в ее глазах стояли
