— Сколько можно его давать? — горько прошептал он, не стремясь, впрочем, уходить. Наоборот, его ладони легли на её талию, рассеянно поглаживая.
— Мне хорошо с тобой, — честно ответила Натали. — Но ты же понимаешь, что там, совсем близко… Я не хочу ничего возвращать. Прошлое осталось в прошлом, так позволь же мне там его и оставить. Для этого мне нужно время. Не день, не месяц и может, даже, не год.
— Ты никогда не полюбишь меня, — вырвалось у него, и Дмитрий застыл, понимая, что время для подобных разговор ещё не пришло. Натали подняла руку, проводя по его щеке, убрала привычным жестом прядь, упавшую на лоб, запутавшуюся в ресницах.
— Полюблю. Уже начинаю любить, ты же видишь…
— Не вижу. — Он упрямо тряхнул головой, подцепил двумя пальцами её подбородок, приподнимая голову. — Вижу только тоску по другому мужчине. Сейчас ты не со мной, не душой, по крайней мере.
— Как раз сейчас я с тобой, — прошептала Натали, обжигая напряжённым, требовательным взглядом. — Только с тобой сейчас, почему ты этого не видишь, не слышишь?
Дмитрий смотрел на неё долго, будто пытался прочесть, что на самом деле скрывается за весенней зеленью её глаз. Выдохнул прерывисто, склоняясь над губами, целуя так жадно, что у Натали на миг перехватило дыхание. Она покачнулась, вцепляясь в его рубашку, а в следующую секунду уже обвила руками его шею, прижимая к себе его голову, позволив наслаждаться каждым мгновением, не думая ни о чём больше, кроме вкуса его губ, его рук, когда он поднял её, собираясь нести в спальню, его прерывистого дыхания…
— Подожди… — задыхаясь, прошептала Натали, когда он подошёл к дверям, ведущим из гостиной. — Сейчас день, что подумают слуги?..
— Меня это совершенно не волнует, — хрипло откликнулся он, толкая ногой дверь и пересекая холл, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.
Вихрь страсти закрутил супругов так сильно, что даже к ужину никто из них не покинул пределов спальни. Быть может, виной тому было желание покончить, наконец, с прошлым, поддаться зарождающемуся чувству к мужу, отвечать на его ласки с не меньшим жаром. А может, всё дело было в том, что после родов, по слухам, женщины начинают чувствовать близость иначе, полнее, ярче. Натали лежала в объятиях Дмитрия, тяжело дыша, не имея сил заговорить, не желая ничего обсуждать. Ей просто было хорошо, именно здесь и сейчас.
— Я поеду с тобой, — сказала она, спустя время. — Но не заставляй прибыть ко двору. Уверена, там меня никто не ждёт.
— Мне главное, чтобы ты была просто рядом. — Он поцеловал её в плечо, улыбнулся, пощекотав усами. — Моя жена. Рядом.
Ей не стало проще. И сердце по-прежнему болело, но что-то изменилось, неуловимое, невесомое. Что-то, что толкнуло Натали в объятия Дмитрия не от отчаяния, не от желания забыть, а от того, что она хотела быть вместе с ним. Но всё же, тень Петергофского дворца маячила над душой, и с каждой верстой, что приближала к нему, на душе становилось тоскливо. Натали посмотрела на сына, спящего на руках кормилицы, и тяжело вздохнула. Стоило ли говорить, что она скучает по Александру так сильно, что просто думать о нём больно, физически больно? Тяжело вздохнув, она отвернулась и посмотрела на небольшое имение, появившееся из-за поворота. Дом из серого кирпича почти полностью скрывался за яркой зеленью плюща, парк пришёл в запустение и дорожки были расчищены только перед входом в дом. Натали, приподняв юбки, осторожно обошла двор, выслушивая сетования управляющего на то, что в имении несколько лет не появлялись баре, и нужды вести сад и парк за домом не было.
— Мы пробудем здесь до сентября, — прохладно ответила Натали, возмущаясь про себя халатности управляющего. Её родители могли годами не появляться в стране, но каждое имение содержалось в чистоте и было готово принять хозяев в любое время. — Надеюсь, вы найдёте садовника раньше.
— Непременно, ваша светлость, непременно! — рассыпался в заверениях управляющий, а Натали уже спешила к дому. Здесь, несмотря на её опасения, всё было готово: чехлы сняты, комнаты проветрены, окна распахнуты, в вазах — цветы. Сменив гнев на милость, дальше Натали общалась с управляющим теплее, и он, видя, что графиня не злится, успокоился и принялся с расстановкой, основательно докладывать о том, что и как было сделано к их приезду.
Уже к вечеру Натали, уложив Сашу и убедившись, что кормилицу поселили в надлежащей ей комнате, в тепле и с удобной кроватью, ждала Дмитрия, неспешно обходя дом. Белые ночи позволяли видеть всё на несколько метров вперёд, и Натали не стала просить зажигать фонари. Укутавшись в шаль, она медленно брела по дорожке, прислушиваясь к пению сверчков. Душа оживала, хотела любить, жить, чувствовать. Забыть бы обо всём и однажды проснуться свободной. От самой себя, от страхов, боли, воспоминаний…
Горько вздохнув, Натали вернулась в дом, бросила взгляд на часы — почти десять. Быть может, Дмитрий остался во дворце? Он не сообщал, во сколько его ждать. Велев накрыть ужин в спальне, ведомая чувством грусти и пронзительного одиночества, Натали расположилась на кровати и достала письма Александра. Но не смогла прочитать ни одного — слёзы душили, перед глазами всё расплывалось. Натали прикрыла глаза, приложила ладонь ко рту, чтобы не разбудить никого в доме громкими всхлипами. Сжалась в комок, опуская голову к коленям, задышала глубоко, медленно. Постепенно сердце вновь забилось спокойно, медленно, только в висках слабо стучало, напоминая о коротком приступе страха. Внизу послышалось ржание, и Натали, спешно собрав письма, сложила их в шкатулку и подбежала к зеркалу. Плеснув на лицо прохладной воды, едва успела вернуться в кресло, когда в спальню вошёл Дмитрий.
— Ты ждёшь меня, — улыбнулся он, и Натали поднялась, протянула руки, касаясь его, горячего, настоящего.
— Ванна, вероятно, совсем остыла, — извиняющее пробормотала она. — Я не знала, когда ты вернёшься.
— Я тоже не знаю. Но ты не обязана ждать меня каждый вечер. Просто помнить, что ты здесь, что рядом, мне достаточно. Как и знать, что найду тебя в этой кровати, даже если вернусь под утро.
— Ты слишком самоуверен, — не сдержавшись, усмехнулась Натали. —
