Серебристо блеснула сталь, и монстра на лету рассек остро заточенный клинок.
«Ао-Шунь».
Нагасена встал между Дионом и врагами, держа над головой Драконий Меч в классическом хвате дуэлиста.
— Вы не коснетесь его, — предупредил Йасу чудовищ.
Море демонов разошлось перед Ариманом и исполинским созданием, в которого превратился Афоргомон. Покорно отступая, твари падали на колени и выли, оглашая свою слепую, бездумную верность могучему существу. Одна голова великана постоянно металась туда-сюда, непрерывно и неразборчиво тараторя, как помешанная; она то и дело щелкала клювом, словно пытаясь поймать свои бессмысленные фразы.
Посох Азека мелко задрожал — из его глубин к поверхности поднялась энергия сущности примарха. Кор-вид ощутил металлический привкус во рту, говоривший о приближении духа генетического прародителя, осколок которого дремал в хеке с тех пор, как они покинули прошлое Старой Земли.
— Тебе хватит могущества, чтобы извлечь суть Магнуса из Лемюэля? — спросил Ариман у двуглавого гиганта.
— Нет, но оно появится у тебя.
— О чем ты?
— Скоро поймешь.
Грозы над ними непрерывно набирали силу, сливаясь в яростный круговорот невообразимых цветов — отражение великого Ока, что бурлило в темнейшей из ветвей Галактики. Глубины вихря кипели мощью варпа, обещая вечность преобразований, свободную от ненавистной стабильности.
От громадного тела Циклопа осталась лишь тень воспоминания, неуловимо тонкий силуэт некогда бесподобной сущности. В глазу бури парил Лемюэль, и его плоть растягивалась от силы, которой ему не следовало бы даже касаться, не то что сдерживать в себе.
Азек зашагал по воздуху, взбираясь к бывшему ученику, будто по ступеням невидимой лестницы. Раньше сама мысль о столь прямолинейном использовании пси-дара ужаснула бы Аримана, но сейчас управление гравитацией казалось детской забавой на фоне его новых способностей. Афоргомон летел рядом с ним, размахивая громадными крыльями.
Корвид вознесся на десятки, затем на сотни метров. Чем выше он поднимался, тем отчетливее понимал масштабы сотворенного здесь заклятия. Извилистые коридоры хрустального лабиринта уходили за горизонт, опоясывая всю планету. Кто знает, сколько душ уже попались в его псионические сети?
— Мои воины… — произнес Азек. — Они живы?
Безумная голова демона ответила ему:
— Да, нет, никто не знает! Может, все мертвы; почти наверняка изменились? Произойдет ли встреча? О, да. Некто язвительный и те, кого ты предаешь. Все узнают имя Аримана!
— Говори прямо, тварь.
— Она не может, — вмешалась другая голова. — Жуткие истины, таящиеся в Колодце Вечности, полностью лишили ее рассудка. Хотя она изрекает правду, каждый клочок ее знаний неразрывно переплетен с жестокой ложью. Чтобы отыскать нити истины, потребуется десять тысяч человеческих жизней.
— Тогда какой мне от тебя прок?
— Зависит от того, на что ты готов пойти.
Осознав, что существо говорит только загадочными полуправдами, Азек решил не обращать на него внимания. Поглядев вниз, Ариман увидел выстроившихся кольцом имперцев — горстку бойцов, ведущих безнадежную битву в гуще неисчислимой орды чудовищ.
Азек подумал, что столь отважные воины не заслуживают подобной гибели, но затем вспомнил, как Волки разрушали Просперо, и искорки жалости потухли у него в груди. Отряд Прома с самого начала пытался помешать корвиду; не будет ни прощения, ни милосердия тем, кто преграждает дорогу Ариману.
Таким станет его девиз, отныне и впредь.
Сила внутри Лемюэля превосходит нас.
Голос Магнуса прозвучал в разуме Азека, и, хотя смысл слов встревожил его, само присутствие отца наполнило душу адепта ласковым теплом. Деревянная хека с адамантиевой сердцевиной нагрелась, почти незаметно подрагивая в руке корвида.
Но она обитает в человеческой плоти. Помни об этом.
Гамон, с головы до ног окутанный эфирным пламенем, начал спускаться к Ариману. Хотя внешне легионер сохранял спокойствие, новый облик летописца изумил его: тело Лемюэля неузнаваемо изменилось, растянутое и истонченное осколками души внутри него. Из-под распадающихся слоев мышц и жира проступали почти не соединенные между собой кости. С черепа опадали хлопья обугленной кожи, сожженной адским псионическим огнем в сердце бывшего послушника.
Лемюэль обратил взор на птицеподобного демона.
— Одно из нерожденных ничтожеств, — произнес одержимый глубоким, зычным голосом, в котором звучали нотки неведомой иным мудрости. — Скажи, Азек, каким именем он назвался тебе?
— Афоргомон.
— Что ж, подходяще, — неохотно признал летописец. — Но в действительности он — Тот-Кто-Приходит-в-Назначенный-Час.
— Это всего лишь одно из моих прозваний.
— Единственное, которое имеет значение, — произнес Гамон, и с его пальцев сорвался сгусток голубой энергии. Пернатое тело Афоргомона вспыхнуло, и великан хрипло закричал, пожираемый мерцающим огнем с маслянистым отливом. Демона окружила клетка из струй колдовского пламени, опаляющих его могучие крылья.
Извиваясь от мучительной боли, монстр верещал и бился о жгучие прутья нематериального узилища.
— Так-то лучше, — заметил не-Лемюэль. — Именно это задумывал для тебя твой хозяин и создатель.
Корвид выставил вперед посох, и одержимый улыбнулся, ощутив силу внутри хеки.
— Ариман, ты пришел, чтобы влить в меня еще один осколок души?
— Нет, и тебе это известно.
— Сын мой, я…
— Ты мне не отец! — отрезал Азек. — Только не в таком обличье.
— Ну же, ты ведь не настолько глуп. Я — все твои отцы: самонадеянные, эгоистичные, любящие, пренебрежительные, заботливые и гордые. Во мне собраны все они, ибо никто — ни смертный, ни примарх — не способен вечно быть кем-то одним.
Легионер кивнул.
— Да, Магнус Красный может воплощать в себе каждую из этих ипостасей, но он всегда отличался многогранностью. В нем идеально сочетались чувства и разум; верно, порой Алого Короля ослеплял блеск собственной гениальности, но кто я такой, чтобы в чем-то укорять его?
— Действительно, кто? Ты — сын своего отца, и конец твоего пути будет тем же, что и у него. Никто не осмелится перечить тебе, и ты не станешь слушать несогласных с тобой.
— Если ты — действительно Магнус, вернись со мной.
— На ту затерянную планету в Оке? И зачем же?
— Иначе ты погибнешь.
Одержимый рассмеялся.
— Так тебе сказал осколок в посохе?
— Это правда.
— Нет, это ложь, — возразил не-Лемюэль. — И если ты веришь в нее, то тебе прискорбно недостает понимания природы Великого Океана. Я обрел такую силу, что не умру никогда.
Бывший летописец протянул руку.
— И если ты отдашь мне то, что держишь, то я одарю тебя вечной жизнью рядом со мной.
Крепче сжав хеку, Ариман ответил:
— Не могу, ибо существо, в которое ты превратишься, не будет моим отцом.
— Твой отец, каким ты его знал, уже мертв! — резко произнес Лемюэль. — Или ты забыл? Он погиб на Просперо вместе с тысячами твоих братьев. Нынешние времена нуждаются в ином Магнусе Красном, не скованном моральными принципами, свободном от кандалов долга и ответственности. Никчемное создание, которое ты оставил
