ПОКА ЧТО МОЖЕШЬ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ… АФОРГОМОН[30].
Азек дернулся: услышанное как будто ободрало его изнутри. Двое Писарей Ужаса повалились наземь, из-под их клювовидных масок потекла кровь.
— Это не твое истинное имя.
НО СЕЙЧАС Я НОШУ ЕГО, ИБО ОНО ОТВЕЧАЕТ МОЕМУ ЗАМЫСЛУ.
— Я выведаю, как тебя зовут, демон, — пообещал Ариман.
О, КАК ЖЕ МНЕ ПРИЯТНО СЛЫШАТЬ НАШИ СТАРИННЫЕ ПРОЗВАНИЯ, откликнулся Железный Окулюс, и легионер ощутил его удовольствие — оно будто бы ржавыми крючьями впилось в хребет. МЕНЯ РАДУЕТ, ЧТО ТЫ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕШЬ ОТРИЦАТЬ НАШУ ИСТИННУЮ СУТЬ.
— Я прекрасно понимаю, кто ты такой.
Воин снова почувствовал веселье создания.
ОЧЕНЬ СИЛЬНО В ЭТОМ СОМНЕВАЮСЬ. ТЫ ХИТРОУМЕН, АЗЕК, НО ДАЖЕ ТВОИ ЗНАНИЯ НЕ БЕСПРЕДЕЛЬНЫ.
— Мне известно больше, чем ты думаешь.
НУ-НУ, ПРИЗНАВАТЬСЯ В НЕВЕЖЕСТВЕ ВОВСЕ НЕ ПОСТЫДНО. РАЗВЕ ПЕРВЫЙ ПОСТУЛАТ МУДРОСТИ НЕ ГЛАСИТ: "Я ЗНАЮ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ"[31].
— Между полным незнанием и недостаточным знанием огромная разница, — возразил Ариман, насыщая свою плоть энергией имматериума. Наполняясь силами эмпиреев, он испытывал свирепое торжество. — Но я пришел сюда не обсуждать учения мертвеца.
В пещере загремел раскатистый хохот. Дым потянулся из трещин в земле, извиваясь подобно змею-искусителю. Писцы Ужаса разом прекратили царапать стилами и повернули к Азеку птичьи маски с варп-линзами глаз.
МЫ ВЕДАЕМ, ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЕЛ, сказал оракул. А ОНА?
За спиной Аримана полыхнул мощный эфирный разряд. Собственная броня сковала воина, и у его незащищенной глотки возник смертоносный клинок пси-огня.
— Теперь она знает, — произнесла Темелуха.
Менкаура с растущим восхищением разглядывал старинный гримуар, запертый в хрустальной витрине. Тонкие, словно калька, древние страницы скреплял кожаный переплет, распавшийся на куски. Когда-то восхитительный цветной рисунок на обложке необратимо потускнел, однако легионер сразу узнал енохианские[32] имена ангелов, выведенные внутри перекрывающихся геометрических фигур.
— Sigilium Dei Aemaeth[33], — выговорил Менкаура, подозревая, что изучает последнюю сохранившуюся копию «Tractatus Astrologico Magicus»[34]. — Подлинные догмы астролога королевы.
Приложив ладонь к стеклу, воин ощутил слабую дрожь энергетического поля, которое не позволяло книге рассыпаться в прах. Чтобы прочесть трактат, не погубив его, потребовались бы самые искусные чары опытнейших адептов Рапторы и Павонидов.
— Ах, Фозис Т’Кар, мне бы пригодились твои умения, — пробормотал легионер, вспомнив, каким был капитан Второго братства до того, как перерождение плоти сотворило из него монстра.
Хотя Менкаура обучался кин-ремеслу Рапторы, как и любой, кто прошел испытание Доминус Лиминус, по призванию он был корвидом и не обладал даром, необходимым для столь деликатной работы.
После гибели Просперо таких мастеров вообще осталось немного.
Выбрав другой способ, воин освободил свое тонкое тело из каземата плоти и поднялся в четвертое Исчисление. Записи мага обладали собственным могуществом, и, возможно, их секреты удастся разгадать, не переворачивая страницы. Преодолев хрустальную преграду, сознание легионера вдохнуло силу в отголоски прошлого внутри гримуара, как люди раздувают затухающие угли костра. Над книгой, словно озерной туман, поднялась отпечатавшаяся в ней духовная суть давно умершего волхва.
Менкаура воспринимал присутствие прежнего владельца трактата как память о призраке или нечто, замеченное уголком глаза. Несомненно, этот человек практиковал искусства-, возможно, именно он был автором гримуара. Искатель знаний, воин-мистик, похожий в этом на боевых братьев XV легиона. Странник между мирами, не привязанный к своей эпохе. Прирожденный триумфатор. Высокомерный и всецело уверенный в том, что никогда не падет. Космодесантник покачал головой, удивляясь безрассудству чародея.
Тысяча Сынов лучше кого бы то ни было понимали, что даже величайшие могут пасть — и пасть во прах.
Воин судорожно вздохнул, испытав жаркий укол симпатической боли — далекое эхо минувшего. Опустив глаза, Менкаура на долю секунды увидел, как пламенный кин-клинок, сразивший мага, вырывается из раны в изуродованной груди фантома.
Тогда в сознании убитого чародея неверие боролось с мукой и почти детским возмущением тем, что его лишили чего-то желанного.
Переживая гибель мистика, легионер пошатнулся; его разум, как будто отдернувшись от гримуара, понесся по выставке. На объятого ужасом Менкауру обрушились новые образы смерти. Агония хозяина шестиствольного пистолета, которому отрубили конечности. Ощущение нестерпимого жара, испытанное существом со множеством рук, что сгорело заживо в раскалившейся добела броне.
Меч, зеркало, шлем с орлиным клювом, филигранная шкатулка для украшений… Тьма небытия окутывала каждый экспонат. Неисчислимые богатства храма были вовсе не сокровищами, а трофеями, взятыми с трупов жертв «Торкветума».
— Все они — могильные камни, — произнес воин. — Памятники отнятым жизням.
Тонкое тело Менкауры рывком вернулось в плоть. Легионера охватило привычное чувство клаустрофобии — мерзкое осознание того, что он снова заключен в темницу из мяса, обреченного на распад и разложение. Моргнув, псайкер справился с головокружением и сделал глубокий вдох.
Он ощутил резкие запахи железа, машинной смазки, хрома и нагретой пластмассы.
Рядом с ним стоял ёкай.
Из кулаков автоматона вырвались клинки голубого, нестерпимо горячего пси-пламени. Первый меч пронзил доспех Менкауры, рассек основное сердце, рванулся вниз и разрубил легкие. Второй рванулся по дуге к шее.
Но встретился с другим клинком — из серебристой стали, которую окружало жужжащее фотонное поле. Над ухом воина оглушительно громыхнул болт-пистолет, и голова ёкая взорвалась.
— Вы же вроде как предвидите будущее? — съязвил Люций.
— Ты хочешь забрать у нас Железный Окулюс, — сказала Темелуха.
— Да, — признал Ариман, чувствуя жар эфирного меча у глотки.
— Почему?
— Того требует Алый Король.
Женщина обошла Азека по кругу, направляя на него потрескивающий разрядами огненный меч цвета индиго. Броня не спасла бы легионера от такого оружия.
Ариман ощутил, что стремление прикончить его борется в Темелухе с глубоким непониманием того, почему она до сих пор так не поступила.
— Я же просила тебя уйти, — напомнила жрица. — Давала тебе шанс покинуть храм живым.
— А гостям, личные вещи которых выставлены внизу, ты тоже предлагала такую возможность? — поинтересовался воин. — Может, мои братья и не догадались, что там за экспозиция, но я узнал реликварий-мортис с первого взгляда.
— Все они походили на тебя. — От желания всадить клинок в шею Азека у Темелухи дрожала рука. — Им недостаточно было изведать свое будущее — они хотели изменить его. Как и ты, пытались похитить чужое знание и применить его силу в собственных целях.
Вновь почуяв ложь, Ариман спросил:
— Тогда зачем ты предупредила меня? Не для моего блага же, верно?
— Послушав меня, ты обрел бы иную судьбу.
В многоцветном глазу женщины яростно смешивались оттенки пси-света. А из грубого подвесного саркофага, как осознал Азек, подняв на него взгляд, сочилась мощь
