Чудо случилось одновременно с наконец увиденным. Метрах в пяти-семи впереди мелькнула обочина со съездом на какой-то большой плоский и ровный блин. А покрышки вдруг шумно скрипнули, зацепившись за асфальт. На решение времени не было. На действие – пара секунд.
Руль в ту сторону, газ в пол, зубы крепче сжать, дождаться шороха, вывернуть, видя бывшую стоянку для грузовиков с заваленной фурой, набитой какими-то сгнившими тюками, ручник на себя, руль в другую сторону, сжаться…
Девятка дрифтанула, заскрипела всем телом, вкусно завоняла паленой резиной, хрустко впечаталась в цель и мягко вздрогнула, замерев. Зуб выдохнул, покосился на закрепленный ПКТ, хитрым макаром сопряженный со специальной дополнительной педалью, вдохнул и подхватил второй экземпляр ручного стрелкового из имеющихся в наличии.
Чертов штуцер, сделанный Кулибиным из ствола карабина «тигр», барабана револьвера Нагана, ложа оубитой «мурки» и ее же приклада. Чертова смесь бульдога с носорогом, пришедшая на ум Кулибину не иначе как во время редкого трехдневного запоя.
Старик месяца полтора назад заперся у себя в мастерской, скрежетал, грохотал, сверлил, скрипел и издавал прочие непотребно-слесарные звуки. Выбравшись же, как обычно свежий, розовый и даже выбритый, как ни в чем не бывало обозвал Зуба оглоедом, троглодитом и неумехо-рукожопом. И, видно в качестве извинения, торжественно, сияя всем собой и просто пыша гордостью, вручил Зубу это вот чудовище.
Да-а-а… Зуб, скрипнул зубами, вспоминая. Что имеешь не хранишь, потерявши – плачешь. Сука… даже эту поговорку вбил ему в голову калека-гений.
Ну, хватит горевать о закончившемся, жизнь спасать пора. Зуб выкатился из машины через пассажирскую дверь, не заблокированную фурой. Через плечо, вправо, отодвигаясь от своей красавицы, кляня себя за предательство, но стараясь спасти жизнь. Если сейчас, посвистывая, в «ласточку» полетит напалм, то ему кранты.
Замер, вскинув голову. Рокот приближался из-за фуры. Мураш видел все, и сейчас пер к нему. Увидит – бутылками швыряться не станет. Дело рискованное, ведь и раньше кидались, только чтобы тормознуть, заставить выбраться ездока и грохнуть его. Потом быстро потушить огонь и забрать себе тачилу. Стрелять начнут, гниды, стараясь продырявить водилу.
Зуб вскочил на капот «ласточки», на крышу, перебрался с нее на борт шаланды, на хозотсек за длинной мордой «интернешнела», уснувшего на боку навсегда. Стащил штуцер, отщелкнул крышки прицела ПО-4, начал выцеливать сраную красно-черную бензиновую утку, летящую по его душу.
Сердце стукнуло и замерло. До него оставалось всего ничего, а в прицеле, вжав направляющие пулеметной спарки в плечи, возник прищурившийся Кутрапан.
Глава девятая. Огонь и острая сталь
Убивая – не думай о спасении души, в рай уйдут лишь праведники
Песни КойотаРассвет ворочался в низких тучах, через которые вытекал дождь. Пробиться сквозь серое и тяжелое небо у солнца не получалось. Птицы молчали с вечера. Земля влажно и неохотно выпускала подошвы, каблуки и подковы. Эскадрон двигался к мосту сразу после полуночи, умело и незаметно. Лошадям от копыт и выше бабок нацепили удобные чехлы с войлоком, чтобы не выдали даже крохотным стуком по насыпи. Люди рассыпались по обе стороны от железки и терпеливо молчали, укрываясь в тумане подлеска.
Два десятка бойцов ждали Атиллу и остальных метров за сто от моста. Разведчики и пара секретов, выставленные загодя, следившие за Кротовкой сразу после вчерашнего состава. Следили и секретили хорошо, шума за укреплениями никто не поднял.
В группу, кроме Кота, Хаунда, Зуфара и еще одного обещанного здоровяка, поставили, явно для пущего обмана, Костю, ребят-двойняшек, угрюмых после ночи грудастых дев и полтора десятка бойцов. Скородед, чему Хаунд не удивился, оказался командиром. Нацепив отобранную у Сипы экипировку, спрятав длинные волосы и замотав лицо платком, сотник на глазах превратился в самого настоящего сталкера и караванщика.
Баулы, вместе с остатками каравана и запасными лошадьми, сторожили трое бойцов. Остальные ушли на один рывок к мосту.
Туман поднимался гуще, небо, совершенно игнорируя законы природы, начало сыпать моросью. Крохотные злые капли оседали, блестя даже в рассветной мгле. Мост просвечивал через белесую липкую дрянь ребристыми стальными дугами. Кутулук, вроде бы небольшая речушка, шумел почти как в половодье, ярился и тяжело шлепал водой, изредка облизывая опоры, иногда добираясь до самого полотна.
Пост на этой стороне пластуны Атиллы сняли пять минут назад. Возникли из тьмы под насыпью, еле слышно щелкнули тетивами самых натуральных луков и тут же поднялись, прикрываясь туманом, оставив тела валяться под ногами и напялив шлемы.
– Пошли, – шепнула Атилла. – Ни пуха.
– К черту, – Скородед хмыкнул за платком, – мы вас ждем.
Он сделал шаг, поднимаясь по насыпи и заорал:
– Не стреляй, пацаны, Кот это!
На том берегу зашевелились, начали звякать и щелкать. Хреновые дела, самое слабое место всего сраного плана конной вольницы. Хаунд, оскалясь, мотал головой. Ну скажите, пожалуйста, с царящим порядком в Кинеле и важностью станции какие караульные ночью станут пропускать караван из почти двух десятков человек, йа?
То-то, что никакие… Или очень жадные. Посмотрим, натюрлих.
«Часовые», само собой, начали перебранку, остановив бредущую цепочку людей. Самому Хаунду пришлось улечься лицом в грязь, изображая полное повиновение. Йа-йа, а то еще прямо возьмут и пристрелят, не отходя от кассы. Мало ли, на самом деле?
Замысел стал понятен, когда удалось глянуть на захваченный пост. Разведчики-пластуны, сперва оглушив тупой стрелой, оставили одного часового в живых, держа его под ножом. Ну, это уже дело, точно. Когда к твоему собственному горлу прижали острый, хоть брейся, ножик.
Полевой телефонный аппарат, ТАшка, затрещал сразу после пришедших мыслей. Угадайте, кто взял трубку? Правильно, дорожащий жизнью и дрожащий от страха предатель-дурак. Кто ж его в живых-то оставит, когда сделает дело? Натюрлих, точно никто.
– Кот, да… Он самый. Костя вот с ним, этот… Филин, верно. Старшина, у них двое или даже больше раненых. Напоролись в лесу то ли на псов, то ли на волков, те подрали. Дать телефон? Даю.
Наживка оказалась правильной, рыба-начкар клюнула. Жадность человеческая, натюрлих, губит все и вся, всегда.
– Да, – Кот говорил неровно, но оно оказалось к лучшему, – Ждан, ты? Попали мы, брат, выручай. Большого у меня подрали, Сипа еле идет. Костя нормально, сам спросишь, как увидишь. Да не, я прикупил голов семь, двоих скинуть пришлось по дороге, смысла нести не было. Вольные, точно, угадал. Да, да… магарыч с меня, братуха, от души. Спасибо, брат.
Кот аккуратно положил трубку, глянул на Скородеда.
Хаунд напрягся. Момент истины, мать его, это он.
Долго играть в гляделки эти двое не стали. Кот шагнул к часовому, смотрящему на всех и каждого жалостными глазами. И, молниеносно выхватив нож, воткнул тому между ребер, ладонью зажав рот. Совсем молодой паренек, дурило, поверивший опытным лисам, глухо хрипнул и помер.
А Кот пошел по мосту, подняв руки и
