– Бывает и на старуху проруха, чо. – Сотник зевнул. – Один – кремень, но у него родственники есть, им тоже кушать надо. Ну или у жены родственники. Так-то вроде все как надо, линии партии следует человек, орет, результаты выбивает, небось под расстрел подвел кого-то, весь из себя со стержнем внутри. А окажись в дерьме поглубже – тут из него и попрет ровно какой есть на самом деле. Это, братишка, неизбывный закон человеческой природы и диалектика, с ними не поспоришь.
– Знаешь… – Хаунд снял с пояса покойного Лехи Морозова флягу, плоско-приметную, из кожи со стальной полосой, открутил и отхлебнул как следует… выдохнул, едва не смахнув слезы. – Сука, на опилках или на порохе?!
– Дай-ка! – Скородед взял, принюхался и махнул, да хорошо. – На кукурузе, бурбон, практически.
– Я знаю, что такое бурбон. – Хаунд не мог не возмутиться. – А тут как чистый спирт смешали с керосином и подожгли. Продирает… Дай еще.
– А ты говорил – анархия, разброд и шатание, а оно вон как… – неожиданно заявил Скородед и взял флягу, задумчиво пожимая плечами во время второго захода. – Можно сесть, поговорить, узнать что-то новое. Так что, братишка, ты не прав.
– Так я и не говорил, – удивился Хаунд, – а сколько тут градусов?
– Ну… – Скородед глотнул и задумчиво погонял во рту, побулькал, покатал на языке, медленно спуская в пищевод, поморщился и, чинно да не торопясь, занюхал собственной папахой. – Ошибся, это не бурбон, тот мягче.
– А я тебе чего говорю!
– Тут… чуть крепче чачи и меньше абсента, градусов так под пятьдесят семь-восемь.
– Ошалеть! – Хаунд задумался перед третьим подходом, но соблазн вдруг оказался сильнее. – А ничего так заходит, да?
– Верно, стекломой нормальный… закусить надо бы. А то упадем, а у нас же бой вокруг, а с утра и не ели, на пустой-то желудок непорядок.
Гуня оказался рядом, деловито и молча притащил несколько мешков, забитых, судя по запаху, картошкой. Скородед проводил его совершенно недоумевающим взглядом.
– Чего он, ты не в курсе?
– Раненую принесет, – Хаунд глотнул еще, – мм-м, послевкусие появилось.
– Аппетит приходит во время еды, мой лохматый друг.
– А мы друзья?
– Ну, – Скородед задумался, – если мы не пытаемся друг друга уконтропупить, бухая вместо этого, да еще в только-только захваченном… не до конца захваченном эн-пэ, то друзья, верно?
– Логично, – согласился Хаунд, чувствуя, как нервы немного расслабились.
Чертово пойло из фляги мертвого кавалериста втекало внутрь огнем и растекалось по крови лавой. Неожиданно накрыло, идти никуда не хотелось и даже стало наплевать на всякие там задачи и остальное.
Да и прав оказался сотник – на голодный желудок такое хлебать – не встанешь потом, йа. Вот как сейчас, например.
Гуня, недовольно ворча, приволок свою спасенную, женщину лет тридцати, закутанную с правой стороны в почти чистые бинты. Разложил расчехранный осколками матрац, пристроил ее сверху. На Хаунда и Скородеда уставился карий блестящий глаз.
– Мадам! – Скородед отсалютовал флягой. – Ваше здоровье!
Глаз не моргал.
– Мадемуазель?
– Дайте выпить.
– Люблю женщин за конкретику, – поделился Скородед, – когда она есть. Захотела выпить, не стала мяться и попросила. Закусить нечем, а у нас тут, скажу вам, то еще пойло.
– Наплевать, дайте.
Хаунд протянул флягу. Та приложилась, глотнула, замерла… Но не выплюнула и даже не закашлялась. Передала емкость обратно и зажала лицо ладонью, чуть позже вытерев набежавшие слезы.
– А я предупреждал.
– Я пошел дальше. – Гуня зарядил свой карабин на полную обойму. – Вы тут аккуратнее, мало ли.
– Точно. – Скородед хмыкнул и копаться в небольшой сумке на боку. – Может, конины поджарим? Вон ее сколько.
– Не, – Хаунд мотнул головой, – мне чего-то сейчас совсем не хочется лошадку кушать. Это же лошадка смотрела на меня, боялась.
– Эт да, лошадь лучше человека, – согласился сотник, – они не предают, не врут и всегда рядом, даже если какой дурак за своей не следит. Так о чем мы там с тобой говорили? Чем ты занимаешься в городе?
– Нет. О дружбе. Что мы с тобой друзья.
– Верно, так оно и есть, ни дна мне, ни покрышки. А в городе что?
– Мрак, жупел и глубины пучин Ада, что же еще. – Хаунд хмыкнул и приложился снова. – Общий царящий обман, предательство ближнего ради выгоды, подставы, шлюхи с триппером, паленая водка, грязь, суета и насрано по углам. Будто когда иначе было.
– Ну… – Скородед явно вспоминал прошлое. – В чем-то верно. Даже жаль, думал, чего поменялось и стало хорошо.
– Безумие какое-то. – Женщина чуть заметно дрожала. – Дайте еще, вроде не так больно.
– А пожалуйста, – как-то хитро протянул сотник, – пей, жалко, что ли чачи этой. Вон, у седла еще есть, точно вам говорю.
– Бред, – женщина глотнула, – дичь и сумасшествие.
И расплакалась.
– Обожаю женщин за постоянство в плане удивления и поразительных открытий глубин их психики. – Скородед хмыкнул, забирая флягу. – Грамотная, ишь чо, слова всякие умные знает. А по виду девчонка девчонкой.
– Мне тридцать два.
– Я и говорю – мелкая ты, как есть. Ну, не в первом классе училась тогда… Что именно бред то?
– Вот это все. – Она мотнула белым кочаном головы. – Вся эта хренотень вокруг. Сижу с вами, сволочи, пью дрянь какую-то, слушаю вашу чушь, алкаши чертовы. А наших там…
Она всхлипнула.
– Ну, блядь, ты как первый раз замужем, честное слово, – Скородед сплюнул и потянулся к портсигару почившего Морозова, – дело житейское, вокруг нас с тобой не цивилизация с ее благами, правами и обязанностями, в конце концов. Можно подумать, окажись мы на вашем месте, то твое командование нас бы пряниками потчевало, вприкуску с чаем да медком.
– Они бы стреляли меньше насмерть, собрали бы раненых потом, вылечили и продали. Лишняя прибыль или рабочая сила для строительства нового мира штука нужная, – протянул Хаунд, – на хрена им было бы всех нас убивать?
– Так и мы всех не собираемся кончать, вы чо! – возмутился сотник. – Чего ты нас за людоедов держишь-то, рожа бородатая?
– Вы, смотрю, обо мне забыли! – Женщина выпрямилась, охнула и вернулась назад, в сжавшееся дрожащее нечто вместо девы-воительницы.
– Не, забывать мы не станем, да и забивать тоже. – Скородед поковырялся в сумках-чувалах у седла, радостно хекнул, доставая круг жареной колбасы в кишке. – Глянь, братишка, чо нашел! Стоило копнуть… А, да, наша прекрасная собеседница… Мы с Псом, мадам, к слову, настоящие кавалеры, судя по всему.
– Почему по всему? – Хаунд взял колбасу и меланхолично откусил кусок.
– Были бы мы невоспитанные жлобы-анархисты, садюги и мародеры, плюнули бы на все эти бинты и оприходовали бы эту красавицу. Она вон какая, сдобная да выпуклая где надо. И это несмотря на хренов тридцать пятый год на дворе, разруху, местами голод и даже людоедство. Вкусная, как свежая плюшка.
– Козлина!
– Спорный вопрос.
– Надо за Морозова выпить. – Хаунд отсалютовал флягой погибшему конному, глотнул. – Ух… молодец он.
– Может, я сплю и мне все снится? – на всякий случай спросила женщина. – Дурь же какая-то… Станция горит, все горит, кровищей залито, порохом провоняло, я
