Надо отметить, что сельчане поначалу наше появление восприняли настороженно. Мало того что москали, так ещё зачем-то в церкву полезли. Но постепенно отношения налаживались, чему весьма способствовали финансовые вливания. В частности, я выделил непредусмотренные бюджетом фильма средства на строительство в селе клуба, так как прежний занимал помещение, больше похожее на хлев. Говорили, что после революции хотели в клуб превратить церковь, но поголовно набожные сельчане готовы были с вилами встать на её защиту. Теперь же на их глазах возводился солидных размеров бревенчатый одноэтажный барак метров 50 в длину и 25 в ширину. В торце барака появится сцена, там же будет висеть белое полотнище экрана, и, надеюсь, уже в этом году сельчане смогут увидеть «Вий», многие сцены которого снимались на их малой родине.
Ночи в этих местах темны, а последняя выдалась лунной и звёздной. Мне отчего-то не спалось, и уже за полночь я тихо, чтобы не разбудить мирно спящих коллег, встал, накинул на плечи пиджак и вышел на крыльцо, аккуратно, чтобы не скрипнула, прикрыв дверь. Где-то забрехала собака, но вскоре умолкла. Больше ничего не нарушало девственную тишину, и, глядя на мерно переливающиеся звёзды, я ощущал себя стоящим на краю мироздания. В этот момент я по-настоящему осознал, как же ничтожен человек со всеми своими проблемами на фоне Вселенной. Что вся наша цивилизация – не более чем искорка, мелькнувшая и погасшая в её бесконечности. Миллиарды лет до нас, миллиарды лет после нас… Разум отказывался принимать такие цифры. И как же хотелось верить, что где-то там, в тысячах и миллионах световых лет от нашей планеты тоже существует разумная жизнь. Не может быть, чтобы не существовала. Пусть даже в зачаточном состоянии, или сверхразвитая, где разумные существа давно покинули телесные оболочки и переместились в цифровое измерение.
От столь высокодуховных размышлений меня отвлекло раздавшееся из недр живота бурчание. М-да, прощальный ужин нам устроили весьма обильный, я еле выполз из-за стола с мыслями, что за время пребывания на Украине точно поправлюсь на пару-тройку килограммов как минимум.
Ничего, добегу до стоявшего чуть на отшибе сортира в виде деревянной будки. Там, кстати, и газетка всегда имелась, за этим следила помощница режиссёра. Причём, прежде чем отнести в сортир газеты, она всегда их тщательно просматривала. А то ведь скандальчик может выйти, ежели человек оторвёт клочок подтереться, а там портрет Сталина или ещё кого-то из руководителей партии.
Затворив за собой дверь будки, я присел на корточки, с сожалением подумав, что, наверное, зря не курю. В такой ситуации подымить – самое то… Спустя минут десять я вышел на свежий воздух. Вышел – и замер, так как возле нашего барака в неверном лунном свете промелькнули какие-то подозрительные тени. Вроде двое, вроде мужики. Что они, интересно, забыли здесь в это время?
Неслышно ступая и пригибаясь на фоне цветущих зарослей жимолости, я подкрался поближе. Опа, а что они делают? Не иначе дверь барака подпирают толстой жердиной. Ай-ай-ай, нехорошее задумали ночные визитёры. А теперь стены дома обкладывают охапками соломы да ещё и поливают их из канистры. Твою ж… бандерлоги недобитые! Не иначе решили заживо спалить всю мою команду! Ну уж нет, такого удовольствия я вам не доставлю.
Дальше пришлось действовать быстро. Хорошо, я так вовремя посетил уборную! В мои пятьдесят два двигался я замечательно. На то, чтобы вырубить не ожидавших атаки со спины мужиков, пусть и достаточно крепких, у меня ушло не более пятнадцати секунд. И чтобы скрутить им руки за спиной их же ремнями – ещё пара минут. После этого, не обращая внимания на хохляцкие проклятия, я выдернул жердину, открыл дверь и, войдя внутрь, зажёг керосиновую лампу. Другого источника освещения ввиду отсутствия электрификации барака здесь не наблюдалось.
– Рота, подъём! – гаркнул я, со скрытым весельем наблюдая, как соратники с недоумённым и обиженным видом продирают глаза.
– Что случилось? – Это Юра Никулин из своего угла подал голос.
– Ничего страшного, диверсантов поймал. Явно бандеровцы.
Ух, что тут началось! Все заметались в поисках одежды, лихорадочно натягивая кто штаны, кто сапоги или ботинки, за шторкой не меньшую активность проявляли женщины. Минуту спустя народ с керосиновыми лампами повалил с крыльца поглазеть на живых бандеровцев. Те лежали на траве, но уже не ругались, а просто ненавидяще зыркали на обступивших их киношников.
– Ну шо, хлопцы, не получилось «клятых москалей» спалить? – поинтересовался я, присаживаясь на корточки. – И откуда же вы такие взялись. Местные, из Зелёного?
Те молчали, и я попросил Никулина метнуться к главе сельсовета, у которого дома имелся единственный на всю округу телефон. Мол, пусть вызывает милицию или чекистов, в общем, сотрудников силовых ведомств.
После звонка глава сельской администрации тоже прибежал посмотреть на диверсантов.
– Тю, це ж Петро Скодоба і Василь Хвощ. З війни їх не бачили, вони тоді поліцаями служили. Думали, згинули вони. Ан ні, живёхоньки. Ну нічого, хлопчики, тепер і на вас куля знайдёться.
Под утро пленённых хлопцев со спадающими штанами увезли. Мы же ближе к полудню, собрав вещички и технику, загрузились в автобусы и отбыли восвояси.
Неделю спустя вернулись в Москву, чтобы остальную часть эпизодов отснять уже в павильонах. К тому времени в столицу возвратились и Варя с детьми. Полная светлой грусти, супруга с упоением рассказывала о поездке, я же поделился своими историями, упомянув и о схватке с бандерлогами.
– Так и знала, что вляпаешься в какую-нибудь катавасию! – всплеснула руками Варя.
– Ну здрас-сти, – обиделся я. – Можно подумать, я их лично приглашал поджечь наш барак, чтобы потом продемонстрировать молодецкую удаль.
– Надеюсь, ты свою молодецкую удаль ещё не растратил, – недвусмысленно улыбнулась Варя, расстёгивая на мне рубашку…
На следующий день меня настигла награда. Указом Президиума Верховного Совета Украинской ССР мне вручили медаль «За отвагу». Церемония проходила не в Кремле, а в столичном представительстве республики, но тоже выглядело всё достаточно цивильно…
Следующий месяц прошёл в напряжённой работе. Мы пахали как проклятые, никто себя не щадил, но теперь, после того как пришло время монтажа, я понял, что на выходе должен получить о-о-очень качественный продукт. Может, Голливуд и видел нечто подобное, но уж точно не советский кинематограф. Это будет бомба!
Лишь бы прокатная комиссия не зарубила. Надеюсь, в её ряды не затешется Пырьев. Если финал фильма покажется членам комиссии очень уж жёстким, пусть ставят возрастной ценз, но проект должен попасть на экраны
