— Там может сам о себе позаботиться, — сказала она, собирая все пролитые слезы и формируя из них маленькое парящее сердечко. — Ему не нужно, чтобы мы пытались его спасти. Если мы действительно хотим помочь, то должны убрать Невидимок… это единственный способ, которым мы будем когда-либо быть свободным от них.
Конечно, она была права.
Вопрос был: как?
Все, что у них было — те же тупики, которые месяцами никуда их не приводили, как пропавший звездный камень, тайна того, что случилось с мамой Уайли, поврежденные воспоминания Кифа и ключ к архетипу. Настоящие тайники тоже были где-то там, если только они смогут найти их. И леди Гизела ясно дала понять, что Невидимки все еще планируют что-то для своего сопоридина… что-то, что может потребовать или не потребовать помощи Тени.
Но это все равно казалось пустяком.
Так же как и предложение Мареллы узнать, сможет ли она чему-нибудь научиться у Финтана во время их обучения.
Финтан был прав, что на небесном фестивале что-то должно произойти. Но у него явно было много пробелов в знаниях.
Кроме того, Совет будет очень внимательно следить за этими уроками. Они видели, как Марелла использовала свои способности против новорожденных. И так как это было такое зрелище, и Марелла держала себя под контролем, Совет согласился дать тренировкам шанс… что на самом деле было довольно большой переменой для Затерянных Городов.
И это было только начало.
Совет также пообещал сделать еще много объявлений в ближайшие дни, когда они выяснят, что делать с Лузией, Оремом и троллями. Тем временем они выставили охрану у улья в Эверглене, хотя Тарина запечатала его перед тем, как уйти, чтобы поговорить с императрицей.
— Что они сделали с Альваром? — спросила Софи, съеживаясь от ужаса при воспоминании о его безжизненном лице, всплывшем в памяти…
— Верно, — сказал Декс, отвлекая ее от ужасного воспоминания. — Ты не была на этой части.
— Какой части? — спросила она, ей не понравилось, что все ее друзья обменялись очень странными взглядами.
Марелла наконец-то рассказала ей.
— После того, как вы ушли, Тарина освободила Фитца и Биану, чтобы сделать последние приготовления к улью. Но тут появились Олден и Делла… и хотели увидеть тело. Поэтому они вошли и… кабинка была пуста.
— Пуста, — повторила Софи, пытаясь найти другое значение этому слову.
Марелла кивнула.
— Стекло было разбито, и половина жидкости вылилась на пол. Но… Альвар был там около часа без воздуха, и Тарина сказала, что жидкость очень горячая, поэтому я не вижу, как…
— Инстинкты выживания, — перебил Киф, проводя рукой по лицу, прежде чем встретиться взглядом с Софи. — Контроль дыхания и регулирование температуры тела.
Софи хотелось пнуть что-нибудь ногой.
Альвар преуспел в обоих умениях. И он был Ванишером, так что мог стать невидимым, как только освободился, и выскользнуть за дверь.
— Так… он все еще жив, — пробормотала она, пытаясь заставить свой мозг поверить в это.
— Мы так думаем, — признался Декс.
— И Фитц разозлился, — добавила Марелла. — Так… тебе стоит проверить своего парня.
Софи не могла понять, шутит Марелла или нет. Но, так или иначе, слово оставалось на месте, вызывая ее отрицать его.
Она этого не сделала.
Но и не подтвердила.
Потому что сейчас было совершенно не время.
Однако она последовала совету Мареллы и телепатически связалась с Фитцем, как только забралась в постель… после того, как пережила «серьезную» лекцию Сандора и ответила на десять тысяч вопросов Грэйди и Эделайн о Таме, об аликорнах и обо всем, что произошло в Эверглене.
И Фитц говорил… мрачно… особенно после того, как она рассказала ему о Таме.
Так… мы думали, что уничтожили Альвара, но нет, с горечью подумал он. И не важно, что они потеряли Умбру, потому что украли Тама. И они унизили мою семью… сделали вид, что мои родители прятали эксперименты с мутантами-троллями все время, пока жили здесь. Очевидно, по этому поводу будет суд.
Софи ничего не могла придумать, кроме как произнести «Прости».
Она могла почти слышать, как он вздыхает, прежде чем он сказал ей:
Нет, ты прости. Я не должен так делать. И… знаю, что вчера было много раз, когда я был полным придурком и…
Нет, прервала она. Это был ужасный день. Никто не справляется с такими ситуациями идеально. Но мы прошли через это, и сейчас… мы просто идем дальше.
Угу. Он казался еще менее взволнованным, чем она. Ты сможешь заснуть?
Скорее всего, нет, призналась она, хотя это было необходимо. Она так долго не спала, что не могла вспомнить, когда это было в последний раз.
Я тоже, сказал ей Фитц. Если я тебе понадоблюсь, я здесь, хорошо?
Я тоже, пообещала она, разрывая их связь и желая, чтобы в ее мозгу был выключатель, чтобы она могла перестать гадать, когда они снова увидят Альвара, или куда леди Гизела привела Тама, или представлять кровожадных новорожденных, прячущихся в каждой тени, готовых выпрыгнуть и убежать…
— Ты еще не спишь, — раздался мягкий голос из дверного проема, и Софи, обернувшись, увидела Флори с четырьмя маленькими растениями в горшках. — Я подумала, что тебе будет трудно найти покой после всего, что ты пережила. Поэтому подумала, может, ты позволишь мне проверить мою новую песню на твоих отголосках.
— Ты закончила?
Флори улыбнулась, кивнула, подошла к кровати и положила по одному растению рядом с каждым столбиком балдахина. В одном горшке была веточка весперлейса. Другие растения Софи не узнала, но Флори называла их димметинами, респитиллис и хашспарс.
— Это из тех четырех мест, где я черпала вдохновение для стихов, и я нашла хашспарсы только из-за праздника. Они поднимались по стволам деревьев, в которых мы решили спрятаться, и в середине ночи сменили мелодию. Не знаю, почувствовали ли они надвигающуюся опасность или просто хотели показать мне, на что способны, но именно это мне и было нужно. Можно?
— Мне сесть или нет..? — спросила Софи.
— Нет, просто закрой глаза. — Нежные пальцы Флори коснулись щеки Софи, и ее хрупкий голос запел медленную, сладкую мелодию… ритм, который ощущался как пульс, когда Флори выдыхала нежные слова на древнем земном языке.
Первый куплет был праздником ночи… балладой танцующих теней, ползущего тумана и всех тех крошечных, успокаивающих движений, которые позволяли миру погрузиться в спокойный сон.
Но по мере того, как песня продолжалась, слова изгибались в оду самой тьме. Напоминание о том, что есть цель и сила, даже в самых темных местах. Даже к теням внутри себя.
Гнев.
И сомнения.
И печаль.
Воспоминания, слишком болезненные, чтобы их воспроизводить.
Все звенело уязвимостью и силой.
И с каждым новым ударом… с каждым новым импульсом… монстр менял форму. Пока он не перестал быть монстром. Просто что-то еще жило в ней. Что-то, что она могла бы обнять. И когда Софи отдала свои мысли теням, тени приветствовали ее.
И она уснула,
