– Они приходили проверить, вдруг тут у нас есть безбожники или грешники, чтобы обернуть их в свою веру или сжечь. Я им сказала попытать счастья в том посёлке, что за несколько миль отсюда.
Бертран всплеснул руками.
– Да! Евангелисты! Говорю же тебе, ничего страшного! Если только ты не безбожница, – выпалил он и засмеялся.
Констанция смотрела на девочку и мужа, перебирая пальцами камни в ожерелье на шее. Непонятно, поверила ли она.
– В следующий раз не держи дверь открытой так долго. Ты выстудила весь дом, – сказала она Молли и, развернувшись, пошла прочь.
Мистер Виндзор поспешил за ней, выдавая на бегу ещё какие‐то шутки о грешниках и безбожниках. Молли осталась одна. Свидетелем чего она только что стала? У хозяина большие долги – тут всё понятно. Но дело не только в этом. Она вспомнила, как Виндзор тащил из комнаты наверху мешок с деньгами. Вспомнила, как он обещал этим двоим достать ещё денег… «Вам точно хватит», – пообещал он.
Молли подняла голову: в конце лестницы виднелась зелёная дверь…
14
Лови-Хватай
Закрыв глаза ладонями, Молли завертелась вокруг своей оси. Дневное солнце припекало.
– Р-р-р-р! – зарычала она своим самым страшным голосом (хотя, по мнению Кипа, ничего страшного в её рыке не было). – Кто залепил мне глаза?
Рядом визжали дети. Они со всех ног убегали по траве от страшного чудища. Молли сделала ещё один оборот и, отняв руки от глаз, устрашающе зарычала. Она стояла посреди поляны: колени чуть согнуты, руки расставлены, как лапы неведомого зверя.
– Великан понял, что его обманули. Р-р-р-р! – продолжила она. – Но пока он отдирал смолу с глаз, дети успели спрятаться в горах и закричали: «Лови-хватай! Лови-хватай!»
«Горами» служили холмики, которые покрывали всё пространство перед домом Виндзоров. Холмы эти высотой доходили Молли до колена, а в длину были метра по два и чем‐то напоминали перевёрнутые каноэ. Казалось, они созданы специально для игры в прятки. За ними можно было не только укрыться, но и быстро переползти так, чтобы не попасться на глаза великану-людоеду.
– Всех схвачу! Всех проглочу! – басом завывала Молли, топая по траве, как самый настоящий великан.
Заметив что-то за одним из холмиков, Молли гигантскими прыжками устремилась туда. Это Кип оставил кепку на костыле, но самого его там не было.
– Р-р-р-р! Снова хитренькие детишки меня надули! Молли откинула кепку и двинулась дальше.
– Но великан не терял надежды. Потому что детишки по‐особенному сладко пахли. Он потянул носом воздух и запел: «Эге-гей! Эге-гей! Чую-чую английских детей!»
Кто‐то захихикал прямо у Молли за спиной. Она обернулась: из‐за соседнего холмика торчала пара туфелек с ленточками. Крадущейся походкой она приблизилась к холмику и снова запела:
– Эге-гей! Эге-гей! Чую-чую…
Прыгнула за холм и схватила Пенни.
– Английскую девчонку!
Пенни заверещала от ужаса и восторга, когда Молли повалила её на землю и стала щекотать. Поимка Пенни означала конец игры, так что остальные прячущиеся начали вылезать из укрытий.
– Так нечестно! – заявил Алистер, поднимаясь из‐за внушительного холма возле самой конюшни. – Только я нашёл идеальное место, как она взяла и попалась! Она специально! Точно!
– Я не специально! Правда! Это всё потому, что я сладко пахну.
– Не задирай её! – отозвался Кип из‐за колодца. – Не такое уж у тебя идеальное место!
– Да кто бы говорил, – огрызнулся Алистер.
Но даже на фоне перепалки Молли заметила движение у входной двери. Мистер Виндзор в плаще для верховой езды и в шляпе приготовил экипаж и сам вывел коня из конюшни. Под мышкой он держал кожаный мешок, довольно увесистый на вид. Хозяйка дома стояла в дверях, скрестив руки на груди. Молли замерла и наблюдала, что происходит. Расслышать разговор было нельзя, но судя по всему, супруги ссорились.
С визита Штыба и Шиша прошло четыре дня, и за это время поведение хозяев заметно изменилось. Бертран перестал травить свои незамысловатые шутки и улыбаться. Констанция же делала вид, что мужа у неё вовсе нет. Если они входили в комнату, там сразу же повисало напряжение, и Молли казалось, что рядом бочка с порохом, которая вот-вот рванёт.
Как же Виндзоры отличались от её родителей! У мамы с папой бывали размолвки, но они всегда открыто высказывали, чем недовольны, могли шутить друг над другом, будто актёры на сцене. И Молли гораздо больше нравились такие открытые ссоры, ведь в них никто из родителей не скажет ничего, что детям не под силу вынести. Они значили, что родители ничего не хранят в тайне.
Пенни поднялась с земли.
– Чем ты занята? Ты меня ещё не проглотила! – недовольно заявила она.
Совсем непросто оторваться от ссоры, которая разворачивается у всех на глазах, – всё равно что смолчать, когда у кого‐то расстегнулась пуговица на самом видном месте. Молли понимала, что ей бы лучше переключить внимание детей, но сама не прекращала пялиться на хозяев. Вскоре Пенни, Алистер и Кип тоже во все глаза стали смотреть на происходящее.
– Хозяин с хозяйкой уезжают? – спросил Кип. – Я бы и сам запряг им лошадь.
Кип не особо любил, когда кто‐то делал его работу.
– Папа один поедет в город. У него встреча с «деловыми партнёрами», – хмыкнул Алистер. – В ломбарде. Я сам видел, как он обнёс столовую сегодня утром: набрал целый мешок подсвечников и посуды. Даже мой серебряный перочинный ножик с перламутровой рукояткой взял, который мне на Рождество подарили. Хорошо хоть я конфеты спрятал, а то бы он их тоже утянул. – На этих словах Алистер достал из кармана брюк помятый кулёк с карамелью.
Молли не понимала, зачем нести посуду и подсвечники в ломбард, если наверху целая комната денег.
– Он продаёт твои вещи? – спросила она Алистера.
– Что от них осталось, если честно, – ответил мальчик, засовывая за щеку очередную конфету. – Он ещё в городе начал, до переезда, чтобы расплатиться с кредиторами. А когда мы сюда приехали, он сказал, что с этим покончено. Теперь ясно, сколько стоит его слово.
Пенни стукнула брата по руке:
– Алистер! Нельзя плохо говорить о папе.
– Почему? Если это правда.
Молли посмотрела на Алистера и впервые посочувствовала ему: нелегко, наверное, видеть отца в таком отчаянном положении. Её отец никогда не был богат, но она всегда могла гордиться им.
Алистер качнулся на пятках:
– Смотрите! Вот теперь он говорит ей, что это самый последний раз. А потом будет ещё один последний. И ещё.
Бертран по‐прежнему держал в руках мешок, открытый мешок. Он шагнул к жене. Молли сначала показалось, что он хочет поцеловать её в щеку. Но хозяин расстегнул у неё на шее ожерелье. Затем снял с руки браслет. Затем серьги… Украшения одно за другим отправлялись в мешок. Вот Бертран потянулся к кольцу на левой руке Констанции. Та отпрянула. Затрясла головой, прижав руку к груди.
Это кольцо было особенным. Молли и
