На мэлга они наткнулись неожиданно. Он шагнул из темного проема, затягивая шнуровку на штанах и держа копье с узким длинным наконечником под мышкой. То, что это мэлг, а не кто-то еще, Дэйт сообразил сразу — описание как в сказках: крепкий и мощный, с кожей словно не видевшей солнца, покрытой узорами красной татуировки, круглые темные глаза, грубые черты лица и волосы-иглы.
Из троих Дэйт отреагировал первым. Выдернул из-под мышки врага копье, тут же саданул «пяткой» — твари в лицо. Тот взревел от боли и неожиданности, заваливаясь назад, и Мильвио врезался в него корпусом, опрокидывая: взлетел и опустился кинжал, входя глубоко под подбородок.
Встревоженные крики раздались за углом, и Дэйт развернулся, поднимая оружие в защитной стойке. Четверо мэлгов появились на улице и увидели людей. Один тут же поднес к губам ловчий рожок, издал протяжный звук и поперхнулся, когда сверкнувший в полете кинжал треттинца вошел ему в грудь, пробивая кожаную рубашку.
Рум-рум-рум! — ответили барабаны.
Один из мэлгов с силой швырнул топорик. Очень быстро и проворно. Дэйт разгадал его движение за секунду до броска, увидел, как у того напряглись ноги, и уклонился, избегая удара.
Меч Мильвио с шелестом покинул ножны, а Дэйт вложился в выпад копьем, метя острием в незащищенное бедро ближайшего мэлга. Тот ловко парировал маленьким щитом, сбивая тычок в сторону, тут же сократил дистанцию, рубя, и Дэйту снова пришлось смещаться, одновременно поднимая руки, выставив древко перед собой, закрываясь им от меча.
Приняв удар, скользнувший по копью вниз, продолжая движение, развернулся, ткнув мэлга под колено. Но тот оказался шустрым малым, а тут уже и подоспел его дружок, попытавшийся перерубить человеку запястья. Пришлось отступить и поменять позицию так, чтобы держать обоих в поле зрения.
Треттинец тем временем дрался с последним людоедом, напористо наступая и ничуть не смущаясь тяжелого двуручного топора, который не мог угнаться за наемником.
Копье, пускай и короткое, в отличие от того же протазана или алебарды, в первую очередь предназначалось для уколов, но было очень эффективно, если не подпускать противника на ближнюю дистанцию. Простая работа. Шаг, выпад, укол. Шаг, выпад, укол. Внезапная смена угла атаки. Выпад. Укол.
Точно змея, обманным движением копье выскочило над щитом мэлга, воткнулось ему в лицо. Теперь отступить, левую руку на «пятку», и еще один укол, продавливающий, добивающий, в грудь.
Второй мэлг, отбросив щит, схватил левой рукой древко, потянул на себя, желая обезоружить Дэйта. Оба были сильны и начали бороться. Один пытался вырвать оружие, другой сохранить.
Мэлг слишком увлекся. Сражался с копьем, а не с человеком, забыв о мече в правой руке, которым стоило рубить. Разжав пальцы, Дэйт шагнул вперед, вплотную, предплечьем блокируя движение руки противника, чтобы тот не опустил клинок ему на голову, и, выхватив из ножен широкий кинжал, резким движением перерезал врагу горло — и тут же его обдало чужой кровью.
Ругаясь, да Лэнг вытер лицо рукавом и без того грязного гамбезона, проверяя, как там Мильвио. Тот уже возвращался, его противник лежал разрубленный надвое.
— За мной, сиор! И быстро.
Подобрав выроненное копье, Дэйт побежал за спутником, слыша, как в соседних кварталах крякают ловчие рожки растревоженных мэлгов. Совсем близко.
Слишком близко.
Здание, в которое заскочил южанин, стояло возле самого утеса. Полумрак, сырость, сгнившая мебель, потускневшие, сожранные плесенью фрески, в которых сложно было угадать задумку художника. Череда узких комнат и наконец какой-то чулан, где под ногами скрипели осколки посуды, разбившейся из-за рухнувших стеллажей.
— Плохой выбор, — сказал Дэйт, все еще чувствуя запах чужой крови, оставшейся на щеках, в бороде и пропитавшей одежду. — Мэлги не похожи на дураков. Они будут нас искать, проверят все дома, и здесь мы окажемся в ловушке. Надо двигаться дальше, если ты хочешь попасть наверх, к дворцу. Я видел лестницу в портовой части города.
— Там все затоплено. И есть другие дороги.
Он прижался вплотную к стене, что-то щелкнуло.
— Помогите, сиор.
Каменная панель отошла всего лишь на дюйм, механизм не использовали слишком долго, и дверь заклинило. Им пришлось приложить усилие, чтобы сдвинуть плиту настолько, чтобы протиснуться в затхлый коридор, а после, навалившись на нее, поставить на место.
— Старый ход, — поделился Мильвио, дожидаясь, пока Дэйт достанет кристалл, выручавший их в подземельях, и появится свет. — Говорят, его придумал кто-то из учеников волшебников, чтобы убегать в город.
— Путь наверх?
— Да. Если уцелели перекрытия. В любом случае, мы сможем здесь отсидеться, пока мэлги не успокоятся.
Тридцать шагов — и началась лестница с влажными ступенями, уходящая вверх под углом. Воздух здесь был тяжелым, затхлым, от него першило в горле.
Шли, пока не устали, сильно сбавив темп на второй части пути.
— Львы, — сказал Дэйт. — Откуда? Всегда считалось, что они погибли в войнах волшебников. Они оставили свои пещеры в горах, никто в Горном герцогстве никогда не видел их, если не считать тех, кто врал, что встречался с ними. Они ушли. Исчезли.
— Несколько семей д’эр вин’емов уцелело. Они выживали во время Катаклизма точно так же, как люди, сиор, и улетели далеко — так далеко, что вызвать их можно было лишь с площадки, на которой это племя когда-то заключило союз с первыми учениками Шестерых. Там связь между их землей и нашей наиболее тонка, и они слышат зов рога. Поэтому я туда и пришел. Мне нужно было попасть на Талорис, несмотря на начало сезона штормов, чтобы не ждать поздней весны.
— Когда они прилетали к людям в последний раз?
— Думаю, во времена Тиона. Хотя… кто знает? Они не ездовые лошади и не ручные зверьки, сиор. Д’эр вин’емы, как и эйвы — разумны. Они старше нас, дети этого мира, и слишком пострадали от действий человечества, чтобы быть к нему благосклонными. Наш друг окажет мне одну услугу, помня того, кому когда-то принадлежал мой рог. И на этом все. Мы расстанемся, он отправится к своему племени, а я и вы пойдем своем путем. Эпоху Процветания не вернуть.
— Выходит, мы, возможно, последние люди, кто летает?
— Выходит, что так, сиор.
Они продолжили подъем.
— Талорис
