Мильвио вернулся через долгих десять минут, сказав негромко и удивленно:
— Никого.
В голосе наемника слышалось и разочарование, и задумчивость. Он рассчитывал на совершенно иное, и Дэйт готов был поклясться, что в зеленых глазах остывает ярость, которую южанин подавил, как воин Горного герцогства подавил свой страх.
— А он? — Кивок в сторону трона.
Молчание. Затем сухой ответ:
— Он давно мертв, и весь вред, что причинил, остался в прошлом.
— Я хочу его увидеть. Ближе.
Мильвио опустил плечи, кивнул:
— Хорошо. Если хотите.
Дэйт быстрым шагом подошел к хрустальному трону, уставился на вмурованную в минерал левую руку, на развалившийся скелет, лежавшие на земле кости, на череп.
— Это точно он? Великий волшебник? Мертв?
— Великие волшебники тоже люди. И тоже умирают рано или поздно. Он проиграл поединок Тиону, потерял все. Убийство Арилы привело вот к этому.
— Жаль, что у меня нет плаща или вещмешка. Я забрал бы его кости отсюда.
— Зачем?
— Тысяча лет достаточное наказание, Мильвио. Его стоило бы похоронить. Хотя бы в море.
Тот постоял, вложил меч обратно в ножны, стараясь, чтобы тот не шелестел:
— Право, мне тоже жаль, что у вас нет плаща или вещмешка.
— Ты получил то, что хотел?
— Ответы. И новые вопросы. Да. Получил. — Он серьезно кивнул. — Но теперь самое важное.
Треттинец направился к месту, из которого било солнечное копье света.
— Что это такое?
— Остатки старой магии асторэ, я полагаю.
— Она не опасна?
— Нет.
Дэйт подошел к дыре, смотрел несколько секунд, точно не веря, затем потрясенно произнес:
— Здесь ребенок…
— Камни, что мы нашли в пещере, действительно приносят удачу, — пробормотал Мильвио и тоже заглянул внутрь.
Во мраке, таком же бесконечном, как тот, в котором падал крылатый лев, неся их сюда, в белом теплом шаре солнечного света спала та, о ком так много рассказывала Шерон и кого Мильвио до последнего момента не надеялся найти.
— Кто это?..
— Дочь моего друга. Ее надо забрать отсюда.
— Слишком далеко, не дотянуться. Я мог бы попробовать подцепить копьем. Если свет вообще можно подцепить.
— Это лучше сделать моим мечом.
Дэйт не задавал лишних вопросов. Ему показалось, что по клинку пробежал розоватый всполох, когда Мильвио взял бастард и кончиком дотронулся до странной колыбели. Затем, преодолевая сопротивление, меч проткнул свет, словно тот был материальным.
— Получилось, — прошептал да Лэнг.
Метель сожрала день, окружила людей облаком холодных белых мотыльков, что бесконечным потоком неслись с неба. Они скрывали весь мир, протяни копье вперед — и едва можно разглядеть его наконечник.
Дважды мэлги оказывались слишком близко, Дэйт слышал топот, резкие выкрики, звон железа. Но они не увидели путников, не почуяли, пробежали мимо, к дворцу.
Рум-рум-рум, рокотали барабаны.
Сад с мертвыми сухими деревьями, встречавшими чужаков точно могильные призраки, был залит туманом. Странным, неестественным, недвижимым, несмотря на ветер, не поднимающимся выше колен, густым и плотным, словно сметана. Везде росли розовые цветы, занесенные снегом, скрытые дымкой, но Дэйт чувствовал их, давя подошвами.
Он шел первым, готовый колоть, если в белой круговерти появятся высокие темные силуэты. Мильвио следовал за ним, прижимая к себе все также спящего ребенка, а в правой руке удерживая меч. Лицо у южанина было задумчивое, он то и дело хмурился и тихо ругался на языке родного герцогства. Оба понимали, что, если начнется схватка, хрупкая ноша окажется под серьезной угрозой.
Мильвио не рискнул идти старым маршрутом через кварталы, где к этому времени все должно было кишеть мэлгами. Вывел их из дворца через площадь в сад: мимо разбитых статуй к лестнице, что длинной лентой полоза спускалась по склону в портовую часть города, к безумному морю.
— Откуда здесь ребенок? — Дэйт на мгновение остановился. — Что у тебя за друг, который оставил в таком месте свою дочь? На сколько лет? Как она выжила?
— Мы будем сейчас говорить о незначительном или займемся важным, сиор?
Весомый довод, пускай Дэйта и раздражало, что с момента, когда рухнули мосты через Улыбку Шаутта, он блуждает в потемках, мало что понимая. Начальник охраны герцога привык командовать и брать ответственность на себя, оценивая происходящее и не сомневаясь в отданных приказах. Теперь же главную роль в принятии решений играл треттинец, который знал гораздо больше, чем говорил, и не спешил делиться этими знаниями.
— Ребенок из заброшенного дворца проклятого города, где живут твари той стороны. Ответь мне лишь на один вопрос, сиор. И ответь честно. А потом я отстану и не спрошу ничего. Вынося эту кроху в большой мир, мы не подвергаем этот мир опасности?
— Нет. — Лицо Мильвио не дрогнуло. — Даю слово.
Больше они не разговаривали. Спускались осторожно, туман густой массой стекал вниз, скрывая обколотые ступени, и беглецы то и дело рисковали переломать ноги. Дэйт потерялся в белой пелене снегопада, замерз, устал, и не представлял, как далеко они отошли от дворца, но море с каждой минутой ревело все громче, уже дышало на них холодной крепкой солью и яростью пса, сорвавшегося с цепи.
В какой-то момент южанин передал девочку Дэйту, и тот аккуратно забрал ее, испытывая странное чувство, точно это было сокровище, что они долго искали, а теперь похищают из логова чудовищ.
Треттинец поднес рог к губам, и тот издал знакомый низкий стон, переходящий в рокот, словно где-то падали огромные валуны.
Рокотал весь мир. Рог. Барабаны мэлгов. Море.
Дэйт прикрыл девочке уши, но вряд ли это помешало бы ей услышать, если бы не противоестественный сон, что захватил ее.
— Теперь они знают, где мы. Я прикрываю, а вы спускаетесь, сиор.
Снова выматывающая дорога, под гром барабанов мэлгов, изменивших ритм, под звуки ловчих рожков, доносящихся сверху, от начала
