Дэйт не отказался от меча, который до этого держал лишь раз, с видом знатока изучил металл, заточку, гарду и восхитился балансом. Разумеется, не нашел и намека на то, что эта вещь обладает хоть каким-то волшебством.
— Я разочарован, — произнес он, возвращая оружие владельцу. — Хотелось бы, чтобы и эта сказка оказалась реальностью. Было бы больше шансов противостоять шауттам. Козьей кровью много не навоюешь.
— Козья кровь эффективна против демонов, не имеющих людской оболочки, да и то она лишь замедляет их всего на несколько мгновений.
Перепрыгнув через оросительную канаву, в которой тек ручей, они оказались на тракте. Много людей направлялись в город и почти столько же — из города. Дэйт и Мильвио затерялись в большой гомонящей толпе, слившись с ней, продолжая путь к Восточным воротам.
Да Лэнг заметил, что у многих на одежде вышит знак водоворота, символ асторэ, тот, что много тысяч лет назад реял на черных знаменах Вэйрэна, когда он со своими сторонниками выступил против Шестерых. Ранее запретное изображение, за которое носивших могли посадить в тюрьму, а то и вовсе убить, теперь не вызывало вопросов. Некоторые пошли еще дальше и теперь надевали груботканые синие плащи с нарисованным водоворотом.
Их носили и бедняки, и фермеры, и даже благородные: достаточное количество, чтобы подобных людей замечать в толпе.
Мильвио посматривал вокруг с интересом и выглядел вполне беспечно, а вот Дэйт хмурился. Когда он покидал герцога, лишь несколько молодых дворян в замке осмеливались надевать подобное, и он считал это дурацкой затеей, хотел запретить, но Тэлмо, первый советник его милости, попросил не вмешиваться.
— Людям нужен камень, основа, вокруг которой они смогут объединиться и перестать бояться. Если от этого знака они станут храбрее, увидят единство, это будет на руку всем.
Теперь же, судя по всему, дворцовая мода распространилась дальше и захватила всю страну. Слишком быстро.
Он слушал разговоры:
— Барон да Мере смог удержать Драбатские Врата. Герцог прислал ему в помощь «Каменный полк», и теперь-то уж фихшейзцы не пройдут через Семь перевалов к Шаруду, слава Вэйрэну.
— Шаутты вырезали целую деревню за хребтом Альс. Синие огни горели всю ночь.
— Они и в Тресс приходили, но люди так истово молились Вэйрэну, что он услышал и прогнал демонов.
— Нам сопутствуют победы, армия его милости смогла отбросить ублюдков за горы, успели до зимы, и скоро все перевалы завалит.
— Слышали? В Тойче жрецы Шестерых отказались покидать храм, несмотря на бумагу с печатью герцога и требование бургомистра. Заперли двери, никого не пускали, в итоге так разозлили толпу, что она сожгла и жрецов, и храм.
— На границе с Тарашем, говорят, волнения. Три города отказались подтвердить присягу да Монтагам, назвав их предателями традиций и веры в истинный свет. Организовали союз, просят Тараш признать их и забрать под свое покровительство.
— У тарашийцев может получиться, сейчас мы заняты войной с двумя герцогствами и влезать в свару с третьим не с руки.
— Да будет в итоге как в Леже.
— Ну ты сказанул, брат! В Леже солдаты по приказу графа перевешали весь городской совет за измену, а жрецов выбросили в реку, чтобы не смущали народ. А здесь если Тараш сунется, то армия на армию.
— Не сунется. В Тараше тоже многие уже верят в Вэйрэна и Рукавичку, весть о которой разносят все дальше на север.
— Когда я ее увидела, то заплакала. Она столь прекрасна, праведна и чиста. И люди кланялись ей, когда огни загорались синим.
— Говорят, она будет новой герцогиней.
— Не мели чушь!
— Шаутты разорвали его на части и раскидали по деревьям. Главного жреца Шестерых! Вот и вся защита от богов, если демоны входят в храмы.
— Да уж, был бы Вэйрэн, они бы так просто не пришли.
Про шауттов шептались, говорили, едва ли не кричали друг другу. Дэйт даже немного обалдел от вала обрушившихся на него слухов.
Демонов видели на трактах, пустошах, кладбищах, в горах и лесах, на заброшенных хуторах, в крепостях, замках, в разных городах и герцогствах. Что они шли, стояли, смотрели, нападали, охотились. Убивали прохожих, жрецов, господ, похищали детей и превращали их в шауттов. Что они испортили хлеб пекарю в Ринии, украли корзину с луком в Мерени, обесчестили девицу в Билгаме (или она их, с этих билгамских девиц станется), отлили фальшивые золотые марки в Лентре, сварили отравленное вино в Лобосе, убив весь постоялый двор, разгромили лавку антиквара в Пьине, в которой хранились артефакты, способные победить короля шауттов. В Пограничном превратили стадо свиней в мэлгов и отправили их, прямо в шторм, захватывать Арант, чтобы выпустить из Талориса самое темное зло. Заключили союз с Фихшейзом и науськали соседей на Горное герцогство, оплот праведности и света. Поработили герцога Соланки, управляют от его имени страной, а еще теперь в их власти бродящие вулканы, что донимают жителей Дельфина со времен Катаклизма. Строят на островах Проклятых мрачный замок, чтобы Скованный повелевал человечеством. Убили любимого брата герцогини да Монтаг, герцога Карифа, и теперь там страна мертвецов, песчаных бурь и страшных чудовищ. Уничтожили отряд храброго милорда да Лэнга, ушедшего в недра гор, да так и не вернувшегося. Вывели из Пустыни армии мэлгов, а с ними и гигантов, настоящих чудовищ, ибо Голиб Предавший Род был не последним из их племени. Выкопали кости великих волшебников, нашли некроманта, заставили его оживить мертвецов, и теперь мир ждет катастрофа.
Шаутты убивали. Мучили. Несли зло. Часто безнаказанно, но порой их побеждали. Оружием. Козьей кровью. Дубовой веткой. Расплавленным оловом. Разбитым зеркалом. И словом Вэйрэна. Верой, что защищала всех праведных и несчастных, всех нуждающихся и достойных. А когда слово не помогало, приходила она, пророчица, его глашатай, скромнейшая из скромных, женщина, что дарует надежду.
Рукавичка.
Те, кто возвращался, говорили о ней. О ее величии. Доброте. О том, что вокруг нее стена из света, в которую
