Наша лодка свернула в узкий канал, темноватый между двумя рядами пакгаузов, и пришвартовалась у шлюза. Матиас снял с меня цепь и, не дав даже размять затекшие ноги, потащил на берег. Мы переходили мостики, где деревянные, где кирпичные, сворачивали в проулки, выходили на маленькие площади, посреди которых высились порой одинокие деревья. Я едва поспевал за ним. Книга по анатомии в заплечном мешке тяжело давила на спину, и мне приходилось переводить дыхание после каждого подъема по каменным ступенькам. Мало мне было собственного тела, шагу не дававшего ступить без одышки, – я еще додумался взвалить на себя его бумажного двойника весом с дохлого осла. Наконец Матиас остановился.
– Здесь, в Антвалсе, мы в безопасности. Это вольный город, от Железных садов далеко, живет торговлей. Летучая таможня здесь силы не имеет, всем заправляет купеческое товарищество. У меня среди них есть добрые друзья. А ты что будешь делать?
– Как это – что я буду делать?
– Каждый за себя, Гвен. У меня свои дела. Знахаришки из Варма они не касаются.
– Но я ни с кем не знаком. Ты же знаешь. Ты мне нужен, Матиас. Еще немного. Потом я справлюсь сам, обещаю.
– Послушай, Гвен, ты спас мне жизнь, вернее ногу…
– Да…
– Я был перед тобой в долгу…
– Я не это хотел сказать…
– Дай мне закончить. Я был твоим должником, но, сам посуди, я доставил тебя целым и невредимым в такую даль. Я вызволил тебя из Железных садов, вытащил из лап таможни и ничего не просил взамен, ни за перевозчиков, ни за лодочника, ни за кров и стол…
– …?
– Можно, стало быть, считать, что мы с тобой квиты.
– Ты прав. Мы квиты.
– Тогда ты мне больше не нужен, Гвен из Варма. Иди своей дорогой. Живи своей жизнью. Руки-ноги у тебя есть. Голова варит. Ты можешь продать книгу по анатомии. Она стоит уйму денег. Если хочешь, я даже могу взять это на себя, барыш поделим поровну. Тебе хватит на месяц, а то и больше, отправляйся куда вздумается. У тебя есть ремесло, да что я говорю, больше того – дар. Ты сможешь им жить, и очень скоро. Пустишь где-нибудь корни, обзаведешься семьей, если захочешь, будешь процветать, может даже, как знать, станешь знаменитостью, и все будут на тебя молиться. Чего еще желать? Ты можешь больше Кожаного Носа. Я что, я ничего не умею. Я контрабандист. Мне нужны приключения, ветер и ночь.
– Но я тоже этого хочу.
– Не горячись. У нас, знаешь, до старости доживают редко. И кончают чаще всего в петле. Не лезь очертя голову в пекло, да и, честно говоря, я сомневаюсь, что тебе с нами по пути. Законы у нас жестокие, суровее государственных, не в пример суровее. Они безжалостны и беспощадны. Твой друг испытал это на собственной шкуре. И он еще умер легкой смертью, поверь мне. Не мучился. Тебе бы лучше выкинуть это из головы. Хлипок ты для таких дел. Продай книгу и ступай своей дорогой. Если на жизнь не хватит – что ж, продай пибила. Кто мешает? Он тебе больше не нужен. У такого, как ты, руки – золото.
– Ты и твои друзья больше, чем кто-либо, знаете о границах и дорогах, верно?
– Это дорого стоит.
– И вы не боитесь моря, что меня особенно интересует. Я недолго буду тебе обузой. Мне надо понять, где я и куда направляюсь. И я не собираюсь быть нахлебником. Буду за все платить. Я просто хочу найти возможность вернуться домой.
– Послушайся моего совета, Гвен. Другого случая у тебя не будет. Это твой единственный шанс. Уходи. Ступай.
– Дай мне всего несколько недель, три-четыре, не больше.
– Я плохая компания.
Он отошел на пару шагов, словно хотел сам с собой посовещаться. Я, увы, понимал ход его мысли: хлипкий – соплей перешибешь, голова забита байками, которые здесь не приветствуются, не знаешь, чего от него ждать, да еще способен мертвого разбудить приступами кашля среди ночи. Отнюдь не подарок Гвен из Варма. И все же Матиас вернулся.
– Ты уверен?
– Уверен.
Он стиснул мою руку.
– Идем.
Мы пошли дальше вдоль каналов и добрались до квартала мясников и кожевников. Здесь улицы превратились в ручьи, полные нечистот, через которые были перекинуты доски. Матиас юркнул в заросший плющом двор и постучал в какую-то дверь. Ему открыли. Подвальная комната была едва освещена маленьким оконцем. Спускаясь, я оступился и чуть не упал на огромного пса, лежавшего под лестницей во всю длину; он поднял голову и заворчал. Стоявший рядом мужчина щелкнул языком, успокаивая его. Псина положила морду на лапы и закрыла глаза. Матиас удержал меня за плечо. В слабом свете из оконца я увидел два вделанных в стену железных кольца и длинную цепь, лежавшую на соломе. В комнате были еще двое. Первого я узнал, несмотря на скрывавший лицо капюшон: это был Йер, убийца Ивона. Он незаметно кивнул мне. Второй сидел в тени, облокотясь на стол. Он встряхнул каким-то мешочком и развязал его. Содержимое высыпалось на столешницу со стуком игральных костей и раскатилось во все стороны.
– Их тут тридцать пять, Гвен! – обратился он ко мне. – И удивительное дело, все разного цвета. Странно, не правда ли? Вот, взгляни хоть на этот, – продолжал он, взяв двумя пальцами зуб. – Желтый весь и в трещинах. Хозяин, небось, мне в деды годился!
Я шагнул к нему. Лицо его расплылось в улыбке – так он всегда улыбался, провернув удачное дельце.
– Долго же пришлось тебя ждать.
– Я не был бы здесь, если бы меня не предали, Йорн.
– Не надо громких слов, малыш Гвен. Никто никого не предавал.
– Я давал тебе шанс, – тихо выдохнул Матиас. – Мы квиты. И я тебе говорил, ты стоишь золота.
– Хорошо сказано, – кивнул Йорн. – Здесь все продается и покупается, дорогой мой Гвен. Без сантиментов. Ты товар, и у тебя есть цена. Она даже выросла, с чем тебя и поздравляю, хотя мне ты обходишься дорого. – Он бросил Матиасу кошелек, и тот поймал его на лету. – Что ж, теперь, когда формальности улажены, мы с тобой начнем с того, на чем остановились. Терпеть не могу незаконченных дел. У нас с тобой был контракт, смотри, как бы я на тебя не рассердился всерьез.
– Ты не имеешь на меня никаких прав и сам это знаешь. А вон тот человек убил моего друга. Он бросил его в воду.
– Это очень печально для твоего друга. Замечу, однако, что ты был готов последовать за Матиасом, иначе говоря, за сообщником его убийцы.
– На тебя я работать не буду.
– Ишь ты, распетушился; отрасти сначала гребешок, цыпленок!
– Это вопрос не гордости, а здравого смысла. Я не буду на тебя работать.
– Еще как будешь. Взгляни хоть на Даера.
– При чем тут Даер?
Йорн посмотрел на меня с усмешкой.
– Он-то будет на меня работать. Хочешь пари? Поставим небольшой опыт. Дай его мне.
Пибил, с тех пор как услышал этот голос, с перепугу забился поглубже в карман. Я попятился, но тычок в спину вернул меня к столу.
– Стой где стоишь, Гвен. Вот увидишь, его мне силой заставлять не придется.
Он достал из кармана бутылочку, отвинтил пробку и налил половину стоявшего перед ним оловянного стаканчика. Запах можжевеловой защипал мне ноздри. Он отпил глоток, прищелкнул языком и, поставив стаканчик на стол, бросил туда щепотку зерен солириса-меланхолика. После этого он открыл свой кисет, набил трубку и спокойно, не спеша закурил. Я почувствовал, как забеспокоился Даер. Слеп-то он слеп, но сладковатые пары алкоголя, смешавшись с дурманящим запахом солириса, делали свое дело. Однако он так боялся моего прежнего хозяина, что медлил, не поддаваясь дурной привычке. Сделав несколько затяжек, Йорн решил, что зерна достаточно пропитались можжевеловой. Он вынул их одно за другим и разложил на столе, сосредоточенно, как шахматист расставляет фигуры перед началом партии. Я сосчитал зерна, их было восемь. Восемь маленьких фасолинок, черно-красных, блестящих, как лакированные, прочертили среди созвездия рассыпанных зубов совершенно прямую линию от одного края стола до другого.
Дружки подошли поближе посмотреть
