– Двести метров – недалеко? В целом хорошая дистанция.
От стоянки эскадры до входа в бухту дошли за час, так что времени подготовиться было вполне.
На палубу подали из трюма ящики и мешки – импровизированные укрытия.
К неудовольствию капитана. То, как расхозяйничались на его судне военные, снуя туда-сюда, «нарезая» и обустраивая позиции, ему откровенно не нравилось. Но супротив приказов Рожественского, естественно, пойти он не мог.
Тем не менее сам вызвался стоять на руле при манёвре сближения.
– Стрельнуть по вам мы не дадим, – заверил его Волков, – но кое-что сделать не помешало бы. Не думаю, что мы столкнёмся с какими-то большими проблемами при захвате судна, но шальная пуля она, как известно, дура ещё та.
Ходовой мостик заблиндировали, постаравшись, чтобы косметически это меньше бросалось в глаза.
Мичману, кстати, Волков сразу предложил перейти на «ты», поясняя:
– Не думаю, что переколошматить дюжину японцев будет сложной задачей, но в бою всякое может быть, и пока по чину докричишься, десять раз пулю словишь. Теперь по теме. Сколько и кого оставят японцы на судне? Предположу, что не меньше десятка человек под началом офицерика с начищенной железякой из дрянного металла. Но про катану-меч ладно уж… это поэзия бусидо самураев…
– Кай-гунто называется их морской военный меч, – показал свою осведомлённость мичман.
– Да и чёрт бы с ним. Если там призовая партия, значит вооружены. И не дети, как бы по-детски ни выглядела их низкорослость. Всех узкоглазых, что будут торчать на палубе, а офицер наверняка при нашем появлении поднимется наверх, мы повалим ещё на подходе. Огневое подавление мы обеспечим, – Волков похлопал по своему автомату, заметив любопытные взгляды.
Примкнутые изогнутые магазины сразу бросились в глаза, дав однозначную пищу для выводов. Во всяком случае, тем, кто соображал. Впрочем, Волков не видел смысла скрывать (стрельба очередями сама за себя скажет), поясняя мичману боевые возможности:
– Рожок на тридцать патронов. Шестьсот выстрелов в минуту. Эта байда на конце ствола – заглушить звук. Так что есть смысл нам первыми открывать огонь, сразу по-тихому валя́ офицера, или кто там начнёт командовать. А вот в тесных помещениях вам даже с кавалерийскими карабинами не разгуляться.
– На такую оказию нам ещё в Кронштадте револьверы выделили.
– Главное, никого из «белых», в смысле – из экипажа, не зацепить. Вони американской будет, до посольств и атташе, мама не горюй.
– Ты так говоришь, будто вы сами не из Америки, – интерес усача был с хитринкой, – они ж вам почитай «свои»?
– Ф-ф-ф! Америкосы? Свои? Скажи ещё товарищи. Тамбовский волк им товарищ.
– Ох, и странный вы народ. Вроде по-нашенски гутарите, а всё слова на немецкий лад коверкаете. И «товарищ» у вас – будто уставное обращение, – мичман прищурился. – Часом, не социалисты?
Волков скрежетнул зубами.
«Вот блин, предупреждал же. Кто-то, видно, обратился „товарищ лейтенант“. Я по привычке и не заметил. А эти услышали».
– Не социалисты мы. У нас свой устав. Сам же заметил – на немецкий лад. Товарищ – это камрад, для примера.
* * *В бухту входили, ориентируясь по мысу справа, название которого говорило само за себя – Лысая Голова… бурая, прибитая снегом возвышенность горбом на полкилометра.
Остался за кормой шум океанского прибоя, высокие сопки не пускали свежий ветер, и в бухте густел туман, глотая звуки. Только чайки скрипели своими птичьими глотками, да мерно стучали на низких оборотах машины.
Бухта Провидения имеет несколько удобных якорных стоянок и гаваней, но «американец», не зная глубин, не стал заходить далеко, бросив якорь всего лишь в семи километрах от входа, близ косы Пловер.
По крайней мере, на радаре беспилотника неучтённая жирная блямба (как предположили – судно) светилась именно там. Сомнений в показаниях техники вроде бы не было, тем не менее, при видимости в полтора километра, «Воронеж», хоть и намеренно двигался к цели, но осторожно.
Примерно на такой же дистанции держались и от береговой линии, опираясь на неё, как на ориентир – чернеющие сопки, достигающие в высоту до 800 метров, возвышались над серой дымкой.
Сначала показались мачты.
– Вон он!
Матросы и морпехи уже давно рассредоточились, прикрывшись за кусками парусины, выставив оружие наизготовку.
Волков на пальцах показал капитану, дескать, правь, как условились.
Пароход чуть отвернул, с расчётом сблизиться на параллелях.
«Американец» стоял кормой. Тысяч на шесть водоизмещения, если не больше. Слегка коптил единственной трубой.
Заметили ли их раньше по дыму (чёртов дым!), но когда в серой пелене окончательно прорисовался весь корпус угольщика, а соответственно и они предстали на вид, япошки забегали, засуетились.
Колёсиком бинокля резкость – ага! Офицер как чёртик, палка-меч болтается, пасть открыл – приказы раздаёт… и засновали матросики-коротыши, тоже с палками-винтовками, разбежались вдоль борта.
– Басурмане, – сопело рядом ожидание мичмана, – бдят, сукины дети.
Чуть погодя японцев насчитали примерно восемь-десять. Не точно, потому что в двух определили (по росту) – похожи на европейцев. Из экипажа? А ещё янки-матросы постоянно появлялись, высовываясь, любопытно поглядывая, и снова убираясь, создавая неудобный хаос.
Но главное – подозрительные японцы были начеку.
«С таким раскладом глушак бесполезен. Бить массово, давя огнём», – спокойно констатировал Волков. Отложил бинокль, берясь за оружие, передёргивая затвор:
– Пусть твои возьмут на прицел тех, кто по краю, чтоб американцев не зацепить. Повылезали, придурки, точно пулю схлопочут. Стрелять только в тех, кто с оружием.
– Добро.
Команда ушла по цепочке. Лейтенант забормотал в гарнитуру, распределяя цели.
А японцы стали подавать флажные сигналы.
– Внимание! Осталось триста метров.
«Американец» влажными обводами на правом крамболе. Сближаясь, шли не прямо на него, а проходя чуть в стороне, открывая его боковую проекцию – грязный или обшарпанный борт. Тем временем на шкафуте появился тип с короткой рыжеватой шкиперской бородкой, принял у матроса рупор, захрипев нечто нечленораздельное. Естественно, по-английски.
А на палубе «Воронежа» кое-кто из команды изображает
