– А ты чего не радуешься? – почувствовал я, как на плечо опустилась крепкая мужская рука мастерового.
– Я радуюсь, просто не привык показывать это внешне, как женщина, – отрезал я и дернул плечом, стряхивая руку.
Будут мне еще тут указывать, что делать и как жить! Из-за этого страну развалили, жили строем и коммунами. Приказывали, что носить, как работать, как жить, как дышать, вот народу это и надоело. Все одинаковое, а хочется разнообразия. Это мое мнение. Я, конечно, тот период не застал, но историк в детдоме у нас был отличный, а я умел читать между строк и слышать то, что нужно.
Мужику мои слова не понравились, снова положив мне руку на плечо, он резким движением развернул меня, отчего я выплеснул чай из стакана, и зло спросил:
– Ты считаешь меня бабой?
– Да, – коротко ответил я, снова сбросил руку и с сомнением посмотрел на остатки чая в граненом стакане, подумав, не заказать ли еще.
Этот мужик, лет сорока на вид, видимо, имеющий бронь по работе, меня раздражал. Терпеть не могу, когда мне лезут в душу и еще указывают, как жить. Таких задир я всегда примечал, без драки не обойтись, вот и пошел ему навстречу.
– Ах ты! – кинулся тот на меня, по-боксерски выставив кулаки.
Наша стычка уже привлекла всеобщее внимание, и бросок работяги я встретил двумя ударами – в челюсть и в солнечное сплетение. Поэтому, когда тот упал и ко мне двинули его дружки, я достал ТТ и дважды выстрелил. Обе пули прошли впритирку к голове задиры. Одна у левого уха, врезавшись в деревянный настил пола, вторая у правого.
– Послушайте, граждане, – мой голос удивлял своим спокойствием и благодушием, – если еще одна падла будет мне указывать, что и как делать, стрелять буду на поражение. Убивать не буду, но на всю жизнь калеками на пенсии останетесь. Ферштейн?
Не интересуясь, восприняли мои слова или нет, я убрал пистолет, взял стакан с чаем со столика и вылил остатки на голову задиры.
– Охладись, ты пьян, – сказал я ему и направился к выходу.
Такие задиры есть всегда, да и будут. Любители подраться и задрать других. Обычно они развлекаются в одиночку под присмотром дружков, а если задире достается, то уже вмешиваются они. В любом случае несчастному, к которому пристают, достается по полной. В этот раз все пошло по другому сценарию. Правда, не закончилось.
Когда я был уже в дверях, ко мне с криком: «Ах ты сволочь!» бросился один из посетителей, сжимая в руке тяжелую пивную кружку. От встречного удара моей ноги он полетел на пол и стал корчиться, когда две пули вошли ему в обе ноги чуть выше колен. После этого уже никто не мешал мне покинуть пельменную. Демонстрация того, что я всегда выполняю свои обещания, была проведена качественно, поэтому ушел я спокойно. Успел до того, как посетители пришли в себя и бросились за мной.
Этих двоих мне не было жаль – человеческий мусор, как их еще назовешь. Имели бы совесть, были бы на фронте. А они тут, в тылу отсиживаются. После Победы именно они да их сынки стали снова возводить страну так, как по их мнению нужно, что и привело к развалу. Достойные сейчас погибали на фронтах, остались только эти – шелуха. Не удивительно, что это привело к определенному результату в девяностых.
Пройдя к припаркованной машине, я сел в салон, запустил мотор и уехал до того, как появилась милиция. По пути видел двоих в форме, бежавших в сторону пельменной, у входа в которую собиралась толпа. Не думаю, что их вызвали, скорее всего, приглушенные стенами помещения выстрелы услышали. Ну и пусть их, это их работа. Выехав на площадь, я припарковал машину в ряду таких же легковушек у того самого здания на Лубянке. Народу у здания хватало – похоже, боевая группа то ли прибыла откуда-то, то ли отбывала. Рядом с тремя грузовиками толпились бойцы – кто курил, кто просто ноги разминал. Видимо, старшего ждали. Я как раз подходил к дверям, когда из здания вышли три командира и прозвучала команда грузиться в машины. Пришлось поля фетровой шляпы на голове опустить ниже – один из командиров был моим знакомцем по спецшколе, койки стояли в казарме в одном ряду.
К счастью, тот меня не опознал, да и занят был другим, поэтому, потянув тяжелую створку двери на себя, я прошел в холл здания. Слева располагалась стойка с дежурным, и я двинул к нему.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался я, снимая шляпу и держа ее перед собой обеими руками.
– Доброе утро, – кивнул старлей-дежурный. – Вы по какому вопросу?
– Я хочу сообщить, что готовится покушение на самого товарища Сталина.
– Откуда вы получили эти сведения? – напрягся дежурный.
Один из командиров, что стоял за его спиной и читал журнал посещений, удивленно посмотрел на меня.
– Голоса из космоса разговаривают со мной, они мне все и рассказали.
– По-моему, по нему психушка плачет, – сказал тот неизвестный командир с погонами капитана.
– Я там уже был, меня прогнали, – заныл я. – Сказали, неизлечим.
– Сейчас оформим его и отправим в психиатрическую больницу, – сказал дежурный капитану. – Однако по инструкции опросить все же надо. Вызову дежурного следователя, пусть отпишется на всякий случай.
– Работай, – кивнул капитан.
Со мной они уже не разговаривали, видимо, не посчитав нужным это делать. Дежурный спросил у меня документы и, узнав об их отсутствии, позвонил и вызвал свободного дежурного следователя. Но простой план проникнуть в здание и найти Андрея провалился – я снова встретил знакомого по спецшколе, именно он оказался дежурным следователем. И что совсем паршиво, парень почти сразу меня опознал. Еще когда бегом спускался по лестнице.
– Ромка, ты, что ли?! – вытаращился он на меня. – Ты же вроде погиб под Харьковом?!
– Вот черт, такой план загубил, – улыбнулся я ему открытой улыбкой и, мгновенно достав ТТ, направил его на дежурного и капитана, приказав им жестким тоном: – Замерли оба.
– Ты чего, Ром? – удивился Степан, и тут же в его глазах мелькнуло понимание. – Немцам продался?
– Степ, не возводи на меня
