Граф Шувалов, по получении о том извещения, изволил оба эти дела поручить мне для расследования и розыска преступников.
Я тотчас отправился на место преступлений.
Сначала к убитому.
По Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сейчас же у канавки лежал еще труп убитого.
Он лежал на боку, голова проломлена, так что среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Убитый был без сапог, в красном гарусном шарфе и серой чуйке поверх жилета со стеклянными пуговицами.
По виду это был типичный чухонец.
Я стал производить внимательный осмотр.
Шагах в пяти у края дороги на камне виделись несомненные следы крови; черная полоса тянулась до самого места нахождения трупа.
Оглядевшись еще немного, я нашел на дне канавки топор, на обухе которого вместе с кровью приклеился пук волос, и – опять подле камня – дешевую корешковую трубку.
После этих находок и осмотра мне ясно представилась картина убийства: чухонец мирно сидел на камне и, может быть, курил трубку, когда к нему подкрался убийца и нанес смертельные удары… своим или его топором?
Вероятно, его, решил я, потому что иначе убийца унес бы топор с собой, дорожа все-таки вещью и боясь оставить улику.
После этого я отправился на дачу купца. Это была богатая дача с огромным садом, подле Выборгской заставы.
На дорогу выходил сад, окруженный невысоким забором, вдоль него тянулась дорожка к крыльцу дачи, которая была выстроена в глубине сада, выходя только одним боком на двор.
Я вошел и вызвал хозяев.
Хозяевами оказались толстый немец и молодая тоненькая немка.
– А, это вы! – заговорил тотчас немец, вынимая изо рта сигару. – Ошень рад! Находите наш вещи!..
– 0,да! – пропела и тоненькая немка. – Найдите наши вещи!
– Приложу все усилия, – отвечал я. – Будьте добры показать мне теперь, откуда была произведена кража.
– Просим пожалста! – сказал немец. – Тут, сюда!
Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад.
– Вот, – объяснил немец, – здесь лежал мой пальто и ее пальто и ее зонтик, короший с кружевом зонтик, а тут, – он открыл дверь в маленькую комнату, ведшую в спальню, и показал на диван, – лежал мой теплый пальто и были ее сапожки и мои… понимаете! – Он подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась.
– И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоил мне шестьдесят рублей, и она носиль его только три года.
– Вы не можете ни на кого указать?
– Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда.
Он снова вернулся в большую комнату и указал на окно.
Я выглянул из него. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкою веранды, которая подходила под самое окошко.
Я перекинул ноги, очутился на веранде и спустился в сад, тщательно осматривая его, причем со мною оказались и хозяева, и дворник, и старая немка-служанка. И поиски мои сразу увенчались успехом.
У самого забора, под кустами, я нашел брошенную серую солдатскую шинель.
Я схватил ее и тотчас стал обыскивать и за обшлагом рукава почти сразу нашел бумагу.
Это оказался паспорт на имя финляндского уроженца Израеля Кейтонена. Больше я ничего не нашел, но и этого для меня оказалось вполне достаточно. Я попросил подробно описать мне украденные вещи, потом распрощался с немцами, сказал, что тотчас извещу их, едва найду что-то, и отправился назад, к убитому, которого уже перевезли по моему указанию в Красное Село.
Приехав туда, я, никому ничего не объясняя, зашел по очереди во все кабаки и постоялые дворы, спрашивая, не видел ли кто Кейтонена.
– Третьего дня у меня работал, – сказал мне наконец один из зажиточных крестьян, – дрова колол. А тебе на что?
– А вот сейчас узнаешь, – ответил я и повел его к трупу.
Крестьянин тотчас признал в убитом Кейтонена, работавшего у него. Я лично и не сомневался в этом.
Первый шаг был сделан: личность убитого выяснена. Я поехал домой.
Солдатская шинель и в рукаве ее паспорт убитого. Несомненно, хозяин этой шинели овладел паспортом убитого, а следовательно, он и совершил это убийство.
Несомненно, тот же человек совершил и кражу. Кем же он может быть? Ясно как день, что солдат, и солдат беглый, которому форменная шинель только обуза.
И вот, исходя из этих соображений, я тотчас начал свои поиски со справок во всех войсковых частях, находящихся в этом районе, и в тюрьмах – и на другой же день получил сообщение, что в ночь на 12-е число из этапной тюрьмы бежал арестант, рядовой Вологодского пехотного полка Григорий Иванов.
Я немедленно отправился в Красносельскую тюрьму и взял сведения об этом Иванове.
Для меня уже не было сомнения, что это он и убийца, и вор.
Оказалось, что он раньше этой тюрьмы содержался в Петербургском тюремном замке под именем временно отпускного рядового Несвижского полка Силы Федотова и был задержан как вор и дезертир.
В тот же день я был в тюремном замке, где меня отлично знали все служащие и многие из арестантов.
– С чем пришли? О ком справляться? – радушно спросил меня смотритель.
Я объяснил.
– А! Этот гусь! Весьма возможно, что он. Разбойник чистый, поймали его за кражу. Он сказался Силой Федотовым; мы его уже хотели в Варшаву гнать, да один арестант признал за Иванова. Решили гнать в Вологду, а он, оказывается, из тюрьмы бежал. Формальный арестант.
В наш разговор вмешался один из помощников смотрителя:
– Ён, ваше благородие, кажись, вчера сюда приходил. Показалось мне так.
Смотритель даже руками развел:
– Врешь ты. Не может быть такого наглеца.
– Я и сам так подумал, а то бы схватил. И был в статском весь.
– А с кем виделся? – спросил я.
– С Федькой Коноваловым. Ему через пять дней выпуск.
Я кивнул головой:
– Отлично. А не можешь ли ты, братец, припомнить, как он был одет?
– В статском, – отвечал помощник, – пинжак это коричневый и брюки словно голубые и в белых полосках.
– Он! – невольно воскликнул я, вспомнив описание брюк, украденных у немца с дачи, потом обратился к смотрителю: —Будьте добры теперь показать мне этого Коновалова, но так, чтобы он этого не видел.
– Ничего не может быть легче, – ответил смотритель и обратился к помощнику: – Петрусенко, приведи сюда Коновалова!
– Слушаю-с! – ответил помощник и вышел.
– А вы, Иван Дмитриевич, – обратился ко мне смотритель, – идите сюда и смотрите в окошечко.
Он открыл дверь с маленьким окошком и ввел меня в маленькую комнатку.
Находясь в ней, я через окошко свободно видел весь кабинет смотрителя.
– Отлично! – сказал я.
Смотритель закрыл дверь, я расположился у окошка, а через минуту вошел Петрусенко с арестантом.
Смотритель стал говорить с ним о работе в мастерской и о каком-то заказе, а я внимательно изучал
