Я защелкнула брошь осторожно, но для этого мне пришлось слегка прижать ее к груди Грача. Видимо, я сделала ему больно, потому что глаза его распахнулись. Их нечеловеческий оттенок в дневном свете заставил меня неприятно содрогнуться. Они были влажные, блестящие от лихорадки. Грач попытался пошевелиться и тяжело задышал.
– Я чувствую себя странно, – объявил он, силясь сфокусировать взгляд.
– Ты и выглядишь странно. – Стараясь сохранять спокойствие, я прикоснулась к его лбу. Горячая кожа обожгла мои замерзшие пальцы. – Не думала, что у фейри бывает лихорадка, – пробормотала я обеспокоенно.
– Что такое лихорадка? – вопросил Грач, нахмурившись. Это только подтвердило мои опасения.
– Такое бывает, если рана осложняется. Я расстегну? – указала я на его одежду. Он напрягся, но потом кивнул. Пока я была занята, он вытащил руку из грязи, рассмотрел ее, потом поискал глазами, обо что ее можно вытереть. Я с раздражением заподозрила, что сначала он собирался избрать своей жертвой мое платье, прежде чем догадался вместо этого использовать ближайший холмик мха.
Я отлепила от раны ткань его плаща, и внутри у меня все перевернулось. Плоть вокруг раны стала черной. Черные вены паутиной тянулись от нее во все стороны, исчезая под остатками одежды.
Как далеко распространился яд? Я распахнула плащ и рубашку еще сильнее, расстегивая пуговицы до самого пояса, не особенно заботясь о его стыдливости. О своей собственной тоже, поскольку, хоть я и тщательно изучила этот вопрос в теории, видеть мужчину без одежды мне раньше еще не приходилось.
Грач приподнялся на локте. Несмотря на то что он все еще был очень слаб, в его чертах неожиданно появился очевидный интерес к моим действиям. Потом он посмотрел вниз, на собственную грудь, и вдруг испустил вопль отвращения. Вырвав одежду из моих рук, он спешно застегнул все пуговицы обратно и подскочил на ноги с такой прытью, которой я от него совершенно не ожидала. Я смерила его тяжелым взглядом. Некоторые симптомы заметно спали. Но, как это часто бывает с лихорадочными состояниями, это проворство могло быть последним пожаром, в котором его тело потом сгорело бы дотла.
– Ты не можешь просто притвориться, что ее там нет, – заметила я, тоже поднимаясь с земли.
– Но она ужасная, – ответил он таким тоном, будто это возражение было очень разумным.
– Все гноящиеся раны ужасные. – Он посмотрел на меня обиженно, видимо, решив, что словом «гноящийся» я собиралась нанести ему оскорбление; но я сделала вид, что этого не заметила. – Ты догадываешься, почему такое может происходить?
Он повернулся ко мне спиной, брезгливо приподнял воротник и заглянул себе под рубашку.
– То место, та земля… там что-то было не так. Могильный Лорд был подвержен тому же недугу и, судя по всему, передал его мне. Временно, разумеется.
Звучало это неутешительно.
– Грач, я думаю, тебе необходима медицинская помощь.
– И ты знаешь, как меня вылечить? Нет. Так я и думал. Так что мы просто продолжаем двигаться к осенним землям. Сейчас это не займет много времени, потому что я могу идти без посторонней помощи. – Говоря это, он не смотрел мне в глаза. Вчерашняя ночь явно не была для него поводом для гордости. – Что бы там ни случилось с моей раной, все это все равно будет неважно, когда ко мне вернутся целительные силы. Так что нам следует отправляться прямо сейчас.
Я нехотя признала, что в этой ситуации ему лучше знать. Грач подошел к стене из ежевичных зарослей, пошатываясь лишь слегка, и прижал ладони к одной из шипастых ветвей. Все они начали извиваться, как черви, а потом потеснились, образуя проход. Я поспешила следом, морщась от того, как неприятно грязная ткань юбок терлась об ноги.
Лес, в который мы попали на этот раз, уже не был таким зловещим, как то место с резными валунами, но он все еще казался больным. В темноте я этого не заметила, да и объяснить не особенно могла. Зеленые листья отсвечивали нездоровым блеском, как будто их тоже охватила какая-то лихорадка. Солнце силилось выжечь густой туман, который утром я приняла за облака.
Пока мы шли, я никак не могла отбросить воспоминания о прошлой ночи. Запах воображаемого гниения преследовал меня по пятам. Осмотрев себя, я заметила пятно на своем левом чулке – там, где скелет схватил меня за лодыжку. Мне стоило колоссальных усилий не остановиться и не сорвать с себя этот чулок без лишних раздумий. Но, как со многими мелкими неудобствами, заметив пятно, я теперь не могла выбросить его из головы, чуть не сходя с ума от того, как в этом месте теперь чесалась нога. Кроме того, кожу неумолимо жгла летняя жара.
И в этот момент мне в голову пришла одна мысль.
– Тот тан тоже был из летних земель, верно? – спросила я Грача. – Тот, которого ты убил в день нашей встречи. Когда он появился, вокруг стало жарко. С Могильным Лордом то же самое. Но температура не менялась, когда нас преследовали гончие Диких Охотников.
Он нехотя кивнул.
– А как насчет волшебных чудовищ? Ты говорил, в последнее время их стало намного больше. Они тоже из летних земель?
– А-а, – протянул Грач, – действительно, странное совпадение.
– Сильно сомневаюсь, что это совпадение! – Подхватив юбки, я ускорила шаг и нагнала его. С каждой минутой чувствовала себя все более грязной и отвратительной. Что ж, хорошо. Он этого вполне заслуживал. – Ты хочешь сказать, эта связь никогда не приходила тебе в голову? У тебя что, совсем нет навыков критического мышления?
Он надменно вздернул подбородок.
– Конечно, есть. Я ведь…
– Да, знаю. Ты принц. Проехали. – У меня возникло чувство, что термин «критическое мышление» он слышал в своей жизни впервые. – Другие правители об этом что-нибудь говорят? – настаивала я.
Он сорвал с головы корону и взъерошил волосы.
– Почему это вообще так для тебя важно? – воскликнул он с досадой.
– Почему это… – Я остановилась. Он сделал еще несколько шагов и обернулся, когда заметил, что я отстала. – Почему? Потому что, вероятнее всего, волшебное чудовище из летних земель убило моих родителей. Потому что такое же чудовище чуть не прикончило меня, причем дважды. Потому что они продолжат убивать людей, пока кто-нибудь не выяснит, что происходит. Ну, знаешь… совершенно глупые, ничтожные, человеческие причины.
Он замер. Лицо его мгновенно стало каким-то несчастным, но я сжала кулаки. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым и просил прощения; я хотела, чтобы он меня понял.
– Мы не говорим о таких вещах, – наконец ответил он. – Совсем. Потому что не можем. Не можем думать о таких вещах. Даже этот разговор между нами смертельно опасен.
Запретные слова подступили к горлу, как желчь. Вздрогнув, я заставила себя проглотить их.
Грач не нес ответственности за появление волшебных чудовищ. И хотя то, что я вообще оказалась сейчас в лесу, было полностью на его совести, прошлой ночью он чуть не погиб, защищая меня. Этого я не могла отрицать. Он сутулился в своем оборванном тряпье; корона дрожала у него в руках. Ему было трудно дышать. Этот спор, очевидно, утомил его.
– Извини, – проворчали мы одновременно.
Удивленная улыбка приподняла один уголок его рта. На этот раз настал мой черед
